теребящего шапку-невидимку.

– И долго ты тут стоишь?- сдвинула лохматые брови Баба-Яга.

– Недавно, как только кот вышел из избы, я тихонечко зашёл.

– Рисковый ты мальчик. И что, у вас все такие?- подпёрла руки в бока старуха.

– Он у нас самый спокойный,- вмешиваюсь я.

– Прямо беда. Если он самый спокойный, то, какие ж другие? Во, детки пошли, даже меня

из равновесия вывели. Напугали добрую старушку,- шамкает она.

– Простите, бабушка,- Юра в порыве прижимает к груди шапку-невидимку.

– Ладно, уж, сама была молодой, лет шестьсот назад,- смягчается Баба-Яга.- Что стоишь

как бычок у водопоя, беги за своими друзьями!

– Я мигом, бабушка,- едва не сбив оторопевшего от такой прыти кота, Юра спешит во

двор.

– Заладил - бабушка, бабушка,- усмехается она в седые брови и отворяет маленькое окно, что бы проветрить.- Русским духом едко пахнет,- объясняет своё действие она,- пойду

баньку истоплю, да с банником и обдерихой попробую договориться, чтоб не

свирепствовали. Опять после двенадцати мытьё намечается.

– Можно я сам схожу?- видя, как с трудом ковыляет Баба-Яга,- предлагая я.

– Как это ты?- удивляется она.- Что, подружиться успел?- догадывается она.

– Они хорошие,- своим откровением я вызываю у Бабы-Яги кашель.

– Хорошие? Да ты хоть знаешь, какие они бывают в гневе? Вот какую историю тебе

расскажу. Как-то раз муж с женой засиделись в гостях, а когда пришли домой, в баню

засобиралась. На часы забыли посмотреть, а уже пробило двенадцать ночи. Банник и

обдериха не любят когда в это время кто-то приходит. Мужчина первый пошёл париться, а его жена замешкалась во дворе, бельё с верёвок снимала, затем сунулась в баню, а дверь

закрыта, стала настойчиво стучать и вдруг слышит незнакомый старушечий голос: «Это

ты что ли муженёк? Погодь ещё чуток, я его ещё только обдираю, последний лоскуток

кожи остался!»

Женщина едва в обморок не упала, но смогла добежать до соседей. Когда народ в баню

зашёл, то увидели жуткую картину. Мужчина был начисто лишён кожи, и наполовину

засунут за печку, да так, что голова сплюснулась. Вот так женщина стала вдовой,- Баба-

Яга деланно вздыхает.

– Это не про наших история,- уверенно говорю я, но озноб пробежал по спине.- Вот, что

бабушка, дайте мне чёрного хлеба с солью … а лучше оладий с мёдом.

– Оладий с мёдом?- поперхнулась Баба-Яга.- А что, они это едят?

– Так это ведь вкуснее чёрного хлеба и дохлой курицы.

– Ну, не знаю, не знаю,- жуёт она губы,- возьми, конечно, мне не жалко. Мне самой

интересно как они воспримут новое угощение.

Я накладываю на поднос ещё горячих оладышек и ставлю целую миску с мёдом.

– Ну, ну,- провожает меня насмешливым взглядом Баба-Яга.

Стучусь в дверь бани.

– Кого ещё несёт!- раздаётся грозный голос банника.

– Это я, Кирилл,- неожиданно у меня дрогнул голос, как некстати вспомнил рассказ Бабы-

Яги.

– А, Кирюша, заходи,- смягчается голос банника.

Захожу в баню и ставлю поднос на деревянную скамью.

– Это вам,- напряжённо говорю я и жду их реакции на это угощение.

– Что это?- едва не с испугом спрашивает обдериха, боязливо делает шажок.

– Попробуйте. Мне кажется, это вкуснее чёрного хлеба будет.

– Какой запах!- у обдерихи дрогнул голос. Она неуверенно берёт оладышек длинными

пальцами.

– В мёд макните и сразу в рот,- советую я.

– А это не страшно?- замерла в нерешительности обдериха.

– Дай сюда!- банник уверенно макает оладышек в мёд и ест.

Я никогда не знал, что на лице может отразиться такое блаженство. Он чавкает как

заправский хряк, с шумом облизывает пальцы и тянется за следующей порцией.

Обдериха, взвизгнув от страха, тоже кладёт в рот необычное для них угощение и

закатывает глаза от наслаждения.

– Пища богов,- тает она от улыбки.

– Неужели никогда такого не пробовали?- меня разбирает смех.

– Да у нас от такого угощения в душах цветы расцвели,- улыбается банник, обнажая

крепкие зубы.