Шрифт:
– Ерунда, - Сомов вытащил из кармана похожий на карандаш биорегенератор, провел по ладони, прозрачное вещество тут же склеило рану, которая через полчаса заживет.
– Это несущественно...
– У вас свободно?
– около их столика возник потертый жизнью мужчина с изъеденным глубокими морщинами лицом. Такие лица носить в мирах первой линии с их взлетевшей до небес пластохирургией считается неприличным. Лицо было комичное, глаза насмешливые.
– Да, - неожиданно произнес Сомов, сначала решивший отослать мужчину поискать другое место.
Незнакомец церемонно поклонился, приложив руку к сердцу, и уселся на стул. Странно, но его затрапезный вид вернул Сомова с грозовых небес на землю.
– Я знакомлюсь с людьми. У меня нет работы. Я живу на жалкие социальные подачки, - сразу поведал о себе мужчина.
– Ныне трудные времена, - сказал Сомов, с трудом включаясь в праздный, но послуживший для него спасательным кругом и позволивший выбраться из пучины тревоги, разговор. Филатов с каменным лицом наблюдал за ними.
– Не такие и трудные, если не считать этой чертовой эпидемии, - махнул рукой мужчина.
– Но мы ее переживем. Мы всегда все переживали.
– Я тоже так думаю, - кивнул госпитальер.
– Я не работаю принципиально, - продолжил излагать свое кредо мужчина.
– Я считаю, что человек рожден не для работы, а для постижения мира.
– Поэтому вы тянете вино рядом с буддистским монастырем?
– Зрите в корень!
– И что вы постигли?
– Пока ничего особенного. Но у меня все впереди.
– Мы за вас рады.
– Люди безумеют. Они боятся. Они боятся «замерзнуть». Это глупо.
– Почему?
– Их страх ничего не меняет. Они могут бояться или не бояться. Но они все равно «замерзнут». Или не «замерзнут». И от них ничего не зависит.
– И вообще, мир - это лишь иллюзия, - через силу улыбнулся Сомов.
– Вы тоже буддист?
– приподнял удивленно бровь незнакомец.
– Вряд ли. Скорее нет.
– Правильно. Буддизм - тоже ерунда... Знаете, а я жил в Верхнем Логе. «Замерзли» все - мои знакомые, родственники... А мне смешно, - незнакомец горько усмехнулся. – Мне смешно... Наверное, эту заразу принесли проклятые инопланетники. Они доделывают то, что не доделали в Большую войну. Тогда они пытались нас поработить.
– Но не смогли.
– Не смогли. И тут не при чем наши хваленые мужество и непоколебимость, о которых так любят трепаться допущенные к кормушке политики. Победили мы не из-за этого.
– А из-за чего? – заинтересовался Филатов.
– Мой дед работал в центре «Биоплазмы»... Он говорил, что это именно они отбили атаку коричневых стервятников.
– Кто?
– заволновался госпитальер.
– Их центр.
– Как?
– Он был маразматиком. Я думаю, он врал. Он всю жизнь работал. И от этого впал в маразм... Вы не местные?
– Похоже?
– Не знаю. Вы как будто маскируетесь, - с подозрением произнес незнакомец.
– Впрочем, будь вы хоть инопланетники… Мне плевать. Мне на все плевать... Налейте мне вина. Я ведь приятный собеседник.
Сомов заказал бутылку.
– Вы можете позволить себе дорогое вино, - с уважением произнес незнакомец, разглядывая принесенную официантом полуторалитровую запотевшую бутыль.
Он пил вино, осушая маленькие стаканчики залпом. Язык его уже заплетался. Филатов сделал нетерпеливый жест - мол, пора и честь знать. Но госпитальер будто прирос к пластмассовому стулу и не мог двинуться с места. Его что-то приковывало. Он знал, что сейчас произойдет нечто важное.
Незнакомец опрокинул еще стаканчик. Крякнул. И лоб его со стуком пришел в соприкосновение с пластмассовой крышкой стола.
– Ну что, идем?
– кинув брезгливый взгляд на пьяницу, осведомился разведчик.
– Постой, - поднял руку госпитальер. Внутри его все сжало в ожидании.
Вдруг незнакомец резко выпрямился.
И Сомова будто окатила холодная волна. На него смотрели те же покрытые мерцающей пленкой глаза без зрачков, что и в том трамвае, где началась эта история.
Еле шевеля губами, будто готовясь рухнуть без сил, незнакомец выдавил:
– Мало времени... Мало... Мало... Белая гора... Стаунхайн... Хрустальная гора... Хрустальная гора...
Он замолчал.
Сомов дотронулся до его руки - от нее исходил холод. Он будто коснулся вмерзшей в снег железяки. А потом мир вокруг исчез, и глаза обожгла яркая картинка - солнечный свет, играющий на острых горных пиках, облитых голубоватым искрящимся льдом. И тут же картинка исчезла, оставив где-то в груди острую боль.
– Опасность... Быстрее... Идите... Идите... Близко. Плохо. Больно, - голова незнакомца опять стукнулась о стол...