Это был переломный момент. Толпа побалансировала на канате. И начала распадаться. Она утрачивала единую волю. И жажда разрушения уступала растущей с каждым мгновением панике...

Филатов схватил своего друга и повлек в самую гущу на глазах рассыпающейся толпы. Разведчик отлично знал, что делает, и Сомов вновь отдался на волю волн, чувствуя, что окончательно утрачивает ощущение реальности происходящего и двигается совершенно бездумно, как запрограммированный робот.

Ощущение реальности вернулось к госпитальеру в нескольких кварталах от бойни. Он сидел на мягкой лавке около похожего на распускающейся цветок бетонного здания оперного театра. Филатов нагнулся над ним, водя карандашом биорегенератора по ране на его лице.

– Боже, как мы выбрались, - госпитальер глубоко вздохнул. Сердце гулко барабанило в груди, и аптечка выкачивала лекарства.

– Нам помогли, - сказал Филатов.

– Кто?

– Полицейское прикрытие... Ты же не думал, что нас оставят на произвол судьбы.

Госпитальер зажмурился. Он вспомнил человека в толпе, палившего из автомата. Это было их негласное прикрытие из четырех сотрудников Управления общественного спокойствия. Именно они открыли стрельбу по толпе, когда та двинула рвать на куски чрезвычайных уполномоченных Федерации Московии...

– И что ты скажешь на все это?
– спросил Филатов, смазывая регенератором исцарапанную шею обессилевшего госпитальера.

– Они проявились, - выдавил Сомов.

– Кто?

– Обе.

– Кто обе?

– Две силы бьются!
– воскликнул госпитальер, - Одна передала нам информацию через того посредника в кафе. Другая сразу же натравила толпу. Ясно же.

– Фантастика.

– То ли еще будет…

***

Сомов с Филатовым с интересом обследовали «черную дыру». Она представляла из себя просторное кубическое помещение, стены которого были покрыты сверхтонким слоем нейтронного квазивещества, не пропускающего и не отражающего никакие излучения - оно применялось в облицовке кораблей-разведчиков. Такие изолированные автономные помещения существуют в каждом посольстве Московии и используются для хранения государственных секретов и секретиков, а так же для особо важных переговоров и бесед.

Скачать отсюда какую-то информацию невозможно.... Почти невозможно.

В центре «черной дыры» висел над полом шар кваркового компа. Вдоль стен стояли прозрачные и чернильно-черные шкафы, ящики, ячейки. При прикосновении к ним в воздухе загорались голографические цифры - код хранящихся предметов. Некоторые можно было вскрыть только обладая соответствующим допуском.

– Посмотрим, что тут у них, - разведчик подошел к длинному черному, глухому шкафу, остался удовлетворенным вспыхнувшим кодом, приложил пластинку идентификатора, потом ладонь. Часть шкафа исчезла, изнутри дохнуло холодом, и заклубилось морозное облако.

Филатов вытащил из открывшегося шкафа серебристый контейнер, по форме напоминающий старинный докторский саквояж, приложил к нему карточку и руку. Послышалось легкое жужжание, и крышка контейнера распалась на насколько частей, которые клиньями убрались в корпус. Опять поднялось морозное облако - это был консервант, в котором техника может храниться сотни лет.

Контейнер был разделен на несколько отделений. В первом лежала горсть белесых невзрачных букашек.

– Ненадеванные, - хмыкнул Филатов.
– Посол был не слишком озабочен добычей достоверной информации.

С праздным любопытством госпитальер наблюдал за манипуляциями своего друга. Раньше он очень редко сталкивался с подобными штучками.

– Так, - Филатов нажал на клавишу, из контейнера вырос голографический пульт.
– Тестирование...

Он отступил на пару шагов, вырастил диванчик и устроился на нем, пригласив госпитальера последовать своему примеру. Процедура предстояла долгая.

Контейнер озарился синим светом, послышались отчетливые щелчки, и в воздухе возникла череда меняющихся цифр.

Тестирование заняло двадцать минут. В итоге Филатов почесал подбородок и произнес:

– Не так хорошо, но могло бы быть хуже... Где-то десять процентов «мошек» в рабочем состоянии.

– А остальные?
– поинтересовался Сомов.

– Выбиты этим чертовым неизвестным фактором... Но того, что есть, нам хватит за глаза.

Он потянулся к следующему контейнеру. Там оказалось пригодными к использованию где-то пять процентов оборудования. В третьем контейнере - каждое восьмое устройство действовало.