Жемчужно-Белая тут же взмыла под самый купол шатра и хлопнула в ладоши. Над головой Гастона раздался хлопок и на него как снежинки зимой повалили розовые, одурманивающе пахнущие лепестки, но Гастон просто шепнул что-то под нос и лепестки, как и снотворный запах, унес из ниоткуда возникший ветерок.

– Я вам не кролик для опытов - прошипел Гастон, а потом резко развернулся и, выхватив из ножен меч, резко рубанул по ткани шатра несколько раз, проделав в нем большую рваную дыру, в которую и вышел...

– Ах ты, негодяй!
– взвизгнула Жемчужно-Белая, бросаясь вдогонку, но её взяла за руку Королева.

– Не надо, сестра! Он прав - сдавать Авалон нельзя...

– Это почему это?
– возразила она.

– Интуиция подсказывает...
– почти прошептала Фея, смотря на свою собеседницу, но как будто бы и не видя её.
– Эвакуируем слабых и беззащитных... Пусть в Авалоне останутся добровольцы.

– Тогда и я останусь здесь тоже!
– вскрикнула Ариэль.

– И я... и я останусь тоже!
– кивнула золотистой головкой Королева...

...На огромном пространстве бывшего когда-то засеянным кукурузой поле яблоку негде было упасть. Оно все было заполнено тысячами тысяч мужчин - в форменных зеленых плащах с капюшонами за плечами, в форменных зеленых мягких куртках и штанах, с мечами у пояса, луками и арбалетами за плечами, с копьями и алебардами в руках. Все смотрели в одну точку и чего-то ждали, затаив дыхание - в дальнем конце поля стоял большой амбар, куда раньше ссыпали кукурузу. На его плоскую стеклянную крышу уже забирался могучий человек с длинными до плеч черными вьющимися волосами и белым лицом с воспаленными от бессонницы глазами. Человек этот был во всем черном, а поверх черных одежд был белоснежно-серебристый плащ с переливающейся фиолетово-сиреневой аппликацией.

Наконец, человек встал, выдержал паузу, внимательно осмотрев собравшихся. Казалось, его взгляд останавливался на каждом, видел каждого насквозь, и тяжел же был этот взгляд!

Потом он воздел руку и голос его, усиленный в тысячи раз магическим заклинанием, был услышан каждым:

– Сограждане! Друзья! Братья!..
– продолжительная пауза...
– Я понимаю, все вы очень устали. После целого дня тренировок - и нелегких - вместо положенного отдыха, на который вы имеете право, вам приходится стоять в тесноте, но, скажу вам честно, все это ничто по сравнению с тем, что нам предстоит... Ничего обнадеживающего я вам сейчас сказать не могу... Вы все знаете - Враг у ворот. По самым оптимистическим расчетам, сделанным нашими разведчиками, орды беспощадных тварей будут здесь послезавтра, а у Авалона, соответственно, к концу недели. Королева отдала приказ о новой волне эвакуации - теперь не только жители западных и центральных королевств Содружества, но и коренные авалонцы превратятся в беженцев, в странников, в отверженных...
– ропот и крики в первых рядах...
– Но не это самое страшное... Самое страшное, что добычей беспощадных тварей станут две святыни нашего мира - Авалон и Кронбург - город Короля и город Принца - единственные города, к которым непосредственно приложил свою руку Великий Король, чьи камни мостовых и крепостных стен ещё помнят его ноги, его руки, копыта его великолепнейшего из коней - жеребца Бальмунга... Городов - дороже которых для нас всех нет ничего на свете, городов - колыбели нашей истории, нашей цивилизации, нашей культуры...
– тут голос Гастона пресекся, и у всех присутствующих глаза замутились от слез, к горлу подкатил комок, запершило...

– Скажи, что нам делать, брат Гастон! Иначе мое сердце разорвется от печали!
– раздался откуда-то из середины юношеский голос.

– Ближе к делу! Говори напрямую! Не тяни, Гастон!
– раздались отовсюду поддерживающие крики...

– Вы правы, братья! Простите меня за слабость - мне действительно трудно было сказать о главном сразу...
– сказал, вздохнув, Гастон.
– Я не король, я не могу вам приказывать, но я, как ваш согражданин, собрат, могу просить... Королева разрешила мне набрать добровольцев для защиты великих твердынь. Но я и сам понимаю, что обязать вас на такое дело я бы и не смог, даже будучи королем, ведь не может даже и могущественнейший из королей вести своих подданных на верную смерть... Король дается народу, как пастух - стаду, - беречь его, а не губить - так говорит Писание... И в этом - великая мудрость... Бой, который разгорится здесь через пару дней - будет боем без надежды на победу, без правил - наши враги не берут в плен и не требуют выкупа, они не знают милосердия и сострадания, их задача - погубить, уничтожить, растоптать... И врагу нашему имя - легион! В этом бою не может быть победы, но только смерть - и смерть - страшная... А потому я и не приказываю вам, нет, а просто прошу - те, кто имеет горячее желание встать на защиту Кронбурга и Авалона - поднимите руки, а те, кто хочет уйти - пусть невозбранно уйдут вместе с другими беженцами, сохранив честь - они будут защищать беженцев на всем протяжении пути с оружием в руках, а когда погибнут все добровольцы и Враг доберется до Заморья - будут сражаться с ним там - в неприступных твердынях Скалистых гор - в последнем убежище человеческого рода...

Голос Гастона опять дрогнул и прервался. Он больше не мог говорить, только тяжело дышал, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, и сжимал и разжимал кулаки. Но говорить ему больше и не требовалось - всё поле огласилось дикими воинственными криками и лязгом металла. Тысячи и тысячи мечей, вынутые из ножен, бьющихся о металлические щиты, были знаком согласия. Может быть, кто-то под шумок и не поднял своего меча - видно, все равно не было - но то, что огромное большинство ещё вчера мирных мужиков, многие из которых так и норовили дезертировать от тягот военных тренировок, были готовы пойти добровольцами на смерть - было видно невооруженным глазом... Через пару минут крики и лязг мечей сменился скандированием "Гастон! Гастон! Гастон!", а Малыш, что-то прошептав на ухо Асмунду и нескольким другим рыцарям, схватили вместе длинный и широкий, как корыто, щит, и, не дав Гастону и глазом моргнуть, водрузили своего вождя на него, высоко подняли над землей, как в глубокой языческой древности воины поднимали своих только что избранных на поле брани королей. Поле взорвалось новыми криками восторга и теперь уже скандировало: "Король! Король! Король!". Гастон не мог сдержать слез, скатывавшихся крупными горошинами по его бледным ввалившимся щекам, и не противился, а в голове у него звучало: "Роланд! Роланд! Роланд!" и видел он не своих собратьев, а воинов давно ушедших тысячелетий, которые когда-то на Ронсельванском поле подняли на щит молодого воина, сразившего в одиночку свирепого дракона...

– Проклятье! Да что же они кричат!
– зашипела Жемчужно-Белая, сжимая кулачки.
– Тупые мужики! У нас уже есть король и королева, посвященные свыше! А ну, Ваше Величество, давайте-ка вместе прекратим это безобразие!
– фея с пепельно-белыми волосами, сердито зажужжав крылышками, взлетела, но опять Королева взяла её за руку и остановила.

– Спокойно, сестра, не надо вмешиваться... В конце концов, Гастон - коронованный король - и если он выживет в войне, в Авалоне вполне может быть два короля - насколько мне известно, прецеденты уже были в истории, не так ли?

Жемчужно-Белая нахмурилась, но сдержалась, вновь опустившись на землю. Прежняя решимость уже покинула её.

– Не нравится мне это, сестра, не нравится...

Но Королева лишь приторно улыбнулась.

– Не беспокойся, сестра, когда все утрясется и Безликий будет побежден, все вновь будет хорошо... Гастон дал им надежду, но кто будет восстанавливать разрушенное? Мы! Люди вновь будут нуждаться в феях и все будет по-прежнему, а Гастон никогда не поднимет руку против брата, а тем более - против меня. Я уже в этом убедилась на Лысой Горе. Я в нем уверена!
– и с этими словами Фея чмокнула Жемчужно-Белую в щеку.