Из-за плеча всю картину снимала на аппарат Ирина Матвеевна Цидуля. Она захватила, надо думать, и храпящего «зольдата». Когда Вареник складывал китель и опять укладывал его в чемодан, наткнулся на записную книжку в твердом коленкоре. Не понимая самого себя, Федор сунул книжицу в карман брюк: «Погляжу, что там, и опять суну, найду способ».

Но полистать книжку не пришлось. Фриц, вернее, Генрих проснулся и сразу заговорил:

– Ваныч, когда на охоту? Сегодня давай, к вечеру. Можешь, Ваныч?

Ваныч ответил, что надо подумать. Тянул резину.

– Ты вчера говорил, что отец у тебя тоже воевал. Он кем был?

– Артиллеристом.

– А!.. А я так. При обозе. Так у вас называют?..

– Эдак.

– Я Гретхен шоколадками кормил. Брала, «куштовала». Мыла ей нашего весь запас отдал. «Жди, говорю, приеду – к себе заберу». А вместо Австрии – плен. В Иловле рельсы гнул… А вчера… как это у вас – промокашка.

– Промашка. Признала она.

Было ясно, что старику неохота расставаться с мечтой, выращенной за шестьдесят с лишнем лет.

– Все, – резко приказал фашист. – Охота! Охота на королевского оленя! Надо добыть зуб. И домой. Нах хауз. До хаты.

«Ишь ты, совсем окубанился – «до хаты».

– Я у вас давно спросить хотел, зачем зуб-то, клык?

Старик поднял глаза.

– Хазары. Слышал про таких?

– Не-а!

– Так вот, они на этих землях обитали… но они исчезли. Айнмаль. Немного исчезли. В одну минуту. У вас говорят: корова языком слизала. А потом тут аланы прижились, черкесы, адыги, ингуши. Археологи, знаешь кто они такие?

– Слышал.

– Так вот, они в раскопках, в Мощевой балке, нашли украшения из оленьего зуба. Нанизано – водяной перец, косточка персика… Талисман бессмертия.

Вареник совсем ничего не понимал. У старика широкое образование – и все тут.

Вареник встряхнул головой, как купальщик, выходя из холодной мутной воды.

Но муть эта в самом егере так и осталась.

5

Консервыча Вареник не видел лет сто. Со школьной поры. А тут – на ловца и зверь. Встретились лоб в лоб в охотничьем магазине.

– За мормышками, – как бы оправдывался Консервыч, оглядывая вставшего перед ним дебелого мужчину. Конечно, бывший учитель немецкого языка Константин Сергеевич Безворитний его не узнал.

– Федя я, Вареник, приезжайте к нам в Красный, я вам жуков да козявок сам наловлю, их там – пруд пруди.

– Федя? Ва-а-ареник!.. А я сразу и не признал, думал, бандюга какой, дверь заслонил.

Пришло время виновато улыбнуться Варенику.

– Постарел ты, Федя.

– Да уж. А вы такой же.

Учителей, наверное, обмакивают в раствор. И они не изменяются. Цементные. Как были, так и есть. Вот только очки у Консервыча стали толще, солидные стеклянные пупки.

– Говори, какое дело? И какое может быть дело?..

– Есть, есть дельце. На пять минут, но надо присесть.

– Надо, надо, дорогуша Федя…

– Вареник я.

Сели на скамейку рядом с магазином. Сверху шумел платан, прямо перед глазами рябила широкая речка, которую здесь называли ерик.

– Земля обетованная! – вздохнул старый учитель. – А я тебя, Федя, почти не помню… вышел из памяти.

«И хорошо, что так, – подумал Вареник, – зато я все отлично помню».

Финальной частью последнего свидания учителя с учеником была затрещина, которую Федя получил от Консервыча. Дело было зимой. На Кубани снега редкие, но уж если насыпет, то по самую репицу. Федя выбежал по малому делу с урока. За школой чисто, хорошо. Снег пушистый. В уборную побежишь – начерпаешь полные чоботы. А он и не побежал, тут же за углом расстегнул ширинку. Накопилось порядочно. За это время можно что хочешь выссать. Художественные способности у Феди проявлялись с детства. И он как автогеном, с шипением, вычертил на снегу желтоватую свастику. Последнее плечо оставалось доссать. И тут что-то сбило его в снег, прямо в фашистский иероглиф. Поднявшись, он увидел перед собой Консервыча, протиравшего платком линзы очков.

– Пфф, пфф, – только и профыкал учитель, и снег заскрипел. Ушел. А вскоре после этой оплеухи Вареники переехали из станицы. Отца назначили начальником почты в Красном Лесу.

И сейчас вот учитель пфыкал и протирал линзы. А еще он вертел в коротких толстых пальцах записную книжку герра Занштейна.

– Пфф, пфф! Интересный экземпляр. Прямо не знаю что сказать, что-то непонятное. Может, из истории? Тайны веков.

Учитель поглядел на Вареника, будто ждал объяснений.

Но тот вроде и не заметил знака. Пусть сам кумекает.

Сам он, полистав книжку, ничего не понял. Там были химические формулы, номера, отдельные фамилии, подчеркнутые красным химическим карандашом, на отдельной странице ясно нарисован женский пояс с украшениями и надписью «alan», рецепты блюд, он это понял по слову «baklagan». И все. И что он мог понять? Из всего немецкого он крепко, на всю жизнь, выучил два стиха. Один стих книжный «Майн брудер ист даст тракторист ин унзере колхоз», второй – из ученического фольклора «Дер фатер и ди мутер пошли гулять на хутор, беда с ними случилась, ди киндер получилась».