Но какие же стихи мои вам больше нравятся?

— Я, Александр Александрович, люблю ваши «Стихи

о Прекрасной Даме». Они дороги мне еще тем, что,

как сборник Бальмонта «Будем как Солнце», напомина­

ют мне о прошлом, о молодых годах. Другие ваши стихи

несомненно и глубже по содержанию, и художественнее,

но они уже не так увлекают меня. Должно быть, в этом

виноват объект восприятия, то есть я сам.

— А к Бальмонту как вы теперь относитесь?

— Я люблю Бальмонта и сейчас, несмотря на рито­

рику его, характерную бальмонтовскую риторику. С этим

недостатком Бальмонта как-то свыкаешься и уже не за­

мечаешь его. Я сейчас читаю его «Сонеты Солнца» и

считаю этот сборник лучшим из всего написанного им.

— Я бы не сказал этого. «Прекрасная Дама» и Баль­

монт — это уже прошлое. Его бесконечные сонеты уже

не увлекают.

— Ах, Александр Александрович, в этом я с вами

не согласен. Возьмите его сонеты «Поэт», «Шаман» и не­

которые другие. Изумительные стихи. Это лучшие созда­

ния Бальмонта.

— Не знаю. Я мельком просмотрел «Сонеты Солн­

ца». В свободное время просмотрю еще раз. Эта книга

у меня есть. Еще скажите мне: как это вы, не печатаясь,

можете работать целые годы? Ведь так необходимо пере­

дать свои мысли и настроения другим. Без этого, по-

моему, невозможно истинное творчество.

— Александр Александрович, на это у меня несколь­

ко иной взгляд... Был я, например, у Шебуева, после

напечатания им моих стихов. Принял он меня покрови­

тельственно, похлопал по плечу и сказал: «Хорошо, брат,

печатайтесь, где только можете. Нужно всегда делать так,

чтобы везде и всюду слышали о вас. Не важно, что иные

журналы плохи. Вон Куприн в каком-то, кажется, «Be-

192

теринарном вестнике» печатается, а все-таки он не те­

ряет ничего от этого. Был Куприн, Куприным и остал­

ся!» На меня это подействовало крайне неприятно.

Блок сказал на это:

— Вы странный человек! Ведь даже Чехову прихо­

дилось бегать по редакциям и терпеть подобные неприят­

ности. Такова жизнь писателя.

С минуту мы помолчали. Я сказал Блоку:

— Александр Александрович! Почему вы никогда не

выступаете на литературных вечерах? Как хотелось бы

многим видеть и слышать вас. Я это заключаю по себе

и своим знакомым, любящим ваши стихи. И я лично до

настоящей минуты знал вас лишь по фотографиям да

по портрету работы Сомова.

— Не люблю я эти в е ч е р а , — ответил Б л о к , — да и

декламаторского таланта нет у меня. Портрет Сомова

мне не нравится. Сомов в этом портрете отметил такие

мои черты, которые мне самому в себе не нравятся.

Между прочим, Сомов подарил этот портрет Рябушинско-

му, имение которого было разгромлено недавно, и там

вместе с другими картинами был уничтожен и этот мой

портрет 6.

Наконец я решил проститься.

На прощанье он сказал мне:

— Книгу вашу я просмотрю, но не скоро: недельки

через две-три или через месяц. У вас есть в квартире

телефон?

— Нет, но у меня есть телефон служебный.

Александр Александрович записал номер моего слу­

жебного телефона. Затем мы простились, и он проводил

меня до дверей квартиры.

Прошло более месяца, а от Блока ответа не было.

Тогда я написал ему письмо, в котором напомнил о себе

и, между прочим, черкнул несколько строк об указанном

выше письме рабочего, приведенном в статье Александра

Александровича и полном нападок на писательские верхи.

Я высказал мысль, что не все, вышедшие из низов, так

относятся к писателям.

Спустя неделю после этого 7, однажды вечером, меня

зовут к телефону в лазарете. Подхожу, беру трубку и

слышу голос Блока:

— Это вы, Александр Дмитриевич?

— Я, Александр Александрович.

7 А. Блок в восп. совр., т. 2 193

— Что вы мне хотели сказать об отношении рабочего

к интеллигенции?

— Вот что, Александр Александрович: как я и писал

вам, подобные явления единичные; большинство же на­