вить его в озарении огней ночного ресторана или в та­

бачном дыму цыганского кутежа. А между тем все это

существовало когда-то в его жизни, и невеселые морщи­

ны, перерезывавшие опаленное былыми страстями лицо,

говорили о многом.

К тому времени, когда я узнал его, Блок был уже

потухшим или, лучше сказать, отгоревшим. Неторопли­

выми и точными были все его движения. Со стороны он

мог показаться даже несколько суховатым — до того ско­

вывала его сдержанность. Но стоило хотя бы на минуту

встретиться с его очень внимательным и всегда немного

грустным взглядом, чтобы сразу же понять, какой огонь

тлел под этим, казалось бы, остывающим пеплом.

201

Я очень любил наблюдать за Блоком, когда он бесе­

довал с кем-нибудь в сером полусвете сумерек у широ­

кого окна. Александр Александрович слушал, изредка

наклоняя голову в знак одобрения, или изумленно

взглядывал на собеседника, но стоило только присмот­

реться, и становилось ясно, что беседу ведет он, сдер­

жанный и молчаливый, что общие мысли текут по зара­

нее им определенному руслу.

Особенно интересно было видеть его в разговоре с

Н. Гумилевым. Они явно недолюбливали друг друга, но

ничем не выказывали своей неприязни. Более того, каж­

дый их разговор казался тонким поединком вежливости

и безукоризненной любезности. Собеседник Блока рас­

сыпался в изощренно иронических комплиментах. Блок

слушал сурово и с особенно холодной ясностью, несколько

чаще, чем нужно, произносил имя и отчество оппонента,

отчеканивая каждую букву, что само по себе звучало

чуть ли не оскорблением.

Однажды после долгого и бесплодного спора Гумилев

отошел в сторону, явно чем-то раздраженный.

— Вот, с м о т р и т е , — сказал о н . — Этот человек упрям

необыкновенно. Мало того что он назвал мои стихи

«стихами только двух измерений». Он не хочет понимать

и самых очевидных истин. В этом разговоре он чуть не

вывел меня из равновесия.

— Да, но вы беседовали с ним необычайно почтитель­

но и ничего не могли ему возразить.

— А что бы я мог сделать? Вообразите, что вы раз­

говариваете с живым Лермонтовым. Что могли бы вы

ему сказать, о чем с ним спорить?

Как-то этот поэт подарил Блоку свою только что

вышедшую книгу, тут же набросав на первой странице

несколько строк почтительного посвящения. Блок побла­

годарил его. На другой день он принес автору свой

сборник «Седое утро». Поэт торжественно развернул его

и с недоумением прочел следующую надпись: «Уважае­

мому такому-то, стихи которого я читаю только при

дневном свете» 4.

Гумилев усмехнулся иронически и недоуменно развел

руками. Он-то, конечно, не считал, что для стихов нуж­

ны сумерки или лунный свет, то есть такая обстановка,

которая позволяет сосредоточиться, а не бездумно сколь­

зить по поверхности строк...

202

* * *

Жизнь молодого издательства постепенно развертыва­

лась и крепла. По мысли Горького, оно должно было

объединить наиболее талантливых и знающих перевод­

чиков и литературоведов. В результате их общих усилий

советский читатель должен был получить в хороших и

точных переводах самые значительные произведения за­

падной классической литературы. Был составлен обшир­

нейший план изданий — главным образом, произведений

X V I I I — X I X веков.

Александру Александровичу Блоку поручили раздел

немецкой литературы. Он взялся за это дело с большим

жаром и на первых порах сосредоточил свое внимание

на прозе и лирике Генриха Гейне. Под его руководством

работал ряд поэтов-переводчиков. Блок переводил сам и

тщательно редактировал чужие работы. Редактор он был

требовательный и даже придирчивый, но старался пере­

дать не букву, а дух подлинника — полная противополож­