1829

5-го августа. Что есть любовь к отечеству в нашем быту? Ненависть

настоящего положения. В этой любви патриот может сказать с Жуковским: "В

любви я знал одни мученья"3.

Какая же тут любовь, спросят, когда не за что любить? Спросите

разрешения загадки этой у строителя сердца человеческого. За что любим мы с

нежностию, с пристрастием брата недостойного, сына, за которого часто

краснеем? Собственность -- свойство не только в физическом, но и в

нравственном, не только в положительном, но и в отвлеченном отношении

действует над нами какою-то талисманною силою.

ИЗ СТАТЬИ

"ЖУКОВСКИЙ.
– - ПУШКИН.
– - О НОВОЙ ПИИТИКЕ БАСЕН"

В Пушкине нет ничего Жуковского, но между тем Пушкин есть следствие

Жуковского1. Поэзия первого не дочь, а наследница поэзии последнего, и, по

счастию, обе живы и живут в ладу, несмотря на искательства литературных

стряпчих щечил2, желающих ввести их в ссору и тяжбу -- с тем, чтобы

поживиться насчет той и другой, как обыкновенно водится в тяжбах.

С удовольствием повторяем здесь выражение самого Пушкина об

уважении, которое нынешнее поколение поэтов должно иметь к Жуковскому, и о

мнении его относительно тех, кои забывают его заслуги: дитя не должно кусать

груди своей кормилицы3. Эти слова приносят честь Пушкину как автору и

человеку!

ИЗ ПЕРЕПИСКИ С А. И. ТУРГЕНЕВЫМ

(По материалам Остафъевского архива князей Вяземских)

П. А. Вяземский -- А. И. Тургеневу

24 августа 1818. <...> Присылай мне стихов Жуковского: этот магнит

приподымает меня немного с земли. <...>

1 мая 1819. Что делает Жуковский? Я сегодня читал его целое утро и

наслаждался "Аббадоною"1. Вообще главный его недостаток есть однообразие

выкроек, форм, оборотов, а главное достоинство -- выкапывать сокровеннейшие

пружины сердца и двигать их. C'est le po`ete de la passion, то есть страдания. Он

бренчит на распятии: лавровый венец его -- венец терновый, и читателя своего не

привязывает он к себе, а точно прибивает гвоздями, вколачивающимися в душу.

<...>

А. И. Тургенев -- П. А. Вяземскому

14 мая 1819. <...> Я намерен подписать под портретом Жуковского:

"Бренчит на распятии". <...>

П. А. Вяземский -- А. И. Тургеневу

7 августа 1819. <...> Этот обер-черт Жуковский. <...> Как можно быть

поэтом по заказу? Стихотворцем -- так, я понимаю; но чувствовать живо, дать

языку души такую верность, когда говоришь за другую душу, и еще

порфирородную, я постигнуть этого не могу! Знаешь ли, что в Жуковском

вернейшая примета его чародействия?
– - Способность, с которою он себя, то есть

поэзию, переносит во все недоступные места. Для него дворец преобразовывается

в какую-то святыню, все скверное очищается пред ним; он говорит помазанным

слушателям: "Хорошо, я буду говорить вам, но по-своему", и эти помазанные его

слушают. Возьми его "Славянку", стихи к великой княгине на рождение, стихи на

смерть другой2. Он после этого точно может с Шиллером сказать:

И мертвое отзывом стало

Пылающей души моей3.

"Цветок"4 его прелестен. Был ли такой язык до него? Нет! Зачинщиком ли

он нового у нас поэтического языка? <...> Что вы ни думали бы, а Жуковский вас

переживет. Пускай язык наш и изменится, некоторые цветки его не повянут.

Стихотворные красоты языка могут со временем поблекнуть, поэтические --

всегда свежи, всегда душисты. <...>

А. И. Тургенев -- П. А. Вяземскому

13 августа 1819. <...> Я восхищался уродливым произведением Байрона:

"Манфред", трагедия. Жуковский хочет выкрасть из нее лучшее5. Между тем и

"Орлеанская -- -- --"6 его, которую на немецком -- -- Шиллер, поспевает.

Удивительная верность в переводе и, следовательно, в поэзии. <...>

П. А. Вяземский -- А. И. Тургеневу

15 августа 1819. <...> Есть много забавного и поэтического в стихах