Шрифт:
неистощимая mobilit'e de l'esprit {подвижность ума (фр.).}. В 7 часов Жуковский с
Пушкиным заходили ко мне: если случалось, что меня дома нет, я их заставала в
комфортабельной беседе с моими девушками. "Марья Савельевна у вас
аристократка: а Саша, друг мой, из Архангельска, чистая демократка. Никого в
грош не ставит". Они заливались смехом, когда она Пушкину говорила: "Да что
же мне, что вы стихи пишете, -- дело самое пустое! Вот Василий Андреевич
гораздо почетнее вас".
– - "А вот за то, Саша, я тебе напишу стихи, что ты так умно
рассуждаешь". И точно, он ей раз принес стихи, в которых говорилось, что
Архангельская Саша
Живет у другой Саши.
Стихи были довольно длинны и пропали у нее.
В это время оба, Жуковский и Пушкин, предполагали издание сочинений
Жуковского с виньетками20. Пушкин рисовал карандашом на клочках бумаги, и у
меня сохранился один рисунок, также и арабская головка его руки. Жуковский
очень любил вальс Вебера и всегда просил меня сыграть его; раз я рассердилась,
не хотела играть, он обиделся и потом написал мне опять галиматью. Вечером
Пушкин очень ею любовался и говорил, что сам граф Хвостов не мог бы лучше
написать. Очень часто речь шла о сем великом муже, который тогда написал
стихи на Монплезир21:
Все знают, что на лире
Жуковский пел о Монплезире
И у гофмаршала просил
Себе светелочки просторной,
Веселой, милой, нехолодной -- и пр.
Они тоже восхищались и другими его стихами по случаю концерта, где
пели Лисянская и Пашков:
Лисянская и Пашков там
Мешают странствовать ушам.
"Вот видишь, -- говорил ему Пушкин, -- до этого ты уж никак не дойдешь
в своих галиматьях".
– - "Чем же моя хуже", -- отвечал Жуковский и начал читать: Милостивая государыня, Александра Иосифовна!
Честь имею препроводить с моим человеком
Федором к вашему превосходительству данную вами
Книгу мне для прочтения, записки французской известной
Вам герцогини Абрантес. Признаться, прекрасная книжка!
Дело, однако, идет не об этом. Эту прекрасную книжку
Я спешу возвратить вам по двум причинам: во-первых,
Я уж ее прочитал; во-вторых, столь несчастно навлекши
Гнев на себя ваш своим непристойным вчера поведеньем,
Я не дерзаю более думать, чтоб было возможно
Мне, греховоднику, ваши удерживать книги. Прошу вас
Именем дружбы прислать мне, сделать
Милость мне, недостойному псу, и сказать мне, прошла ли
Ваша холера и что мне, собаке, свиной образине,
Надобно делать, чтоб грех свой проклятый загладить и снова
Милость вашу к себе заслужить? О Царь мой небесный!
Я на все решиться готов! Прикажете ль -- кожу
Дам содрать с своего благородного тела, чтоб сшить вам
Дюжину теплых калошей, дабы, гуляя по травке,
Ножек своих замочить не могли вы? Прикажете ль, уши
Дам отрезать себе, чтобы, в летнее время хлопушкой
Вам усердно служа, колотили они дерзновенных
Мух, досаждающих вам неотступной своею любовью
К вашему смуглому личику? Должно, однако, признаться:
Коли я виноват, то неправы и вы. Согласитесь
Сами, было ль за что вам вчера всколыхаться, подобно
Бурному Черному морю? И сколько слов оскорбительных с ваших
Уст, размалеванных богом любви, смертоносной картечью
Прямо на сердце мое налетело! И очи ваши, как русские пушки,
Страшно палили, и я, как мятежный поляк, был из вашей
Мне благосклонной обители выгнан! Скажите ж,
Долго ль изгнанье продлится? Мне сон привиделся чудный.
Мне показалось, будто сам дьявол, чтоб черт его побрал!
В лапы меня ухватил...
Пользуюсь случаем сим, чтоб опять изъявить перед вами
Чувства глубокой, сердечной преданности, с коей пребуду
Вечно вашим покорным слугою, Василий Жуковский22.
У него тогда был камердинер Федор (который жил прежде у Александра
Ивановича Тургенева) и вовсе не смотрел за его вещами, так что у него всегда