Шрифт:
души"", -- писал Жуковский в октябре--ноябре 1844 г. (ПЖкТ, с. 305). О плохом
самочувствии Гоголя в это время Жуковский говорит в письмах А. И. Тургеневу
(там же, с. 303) и А. О. Смирновой (Изд. Ефремова, т. 6, с. 303).
11 Просьба Жуковского, о которой говорит Смирнова, касалась
назначения Гоголю ежегодного денежного пенсиона из сумм государственного
казначейства. Об этом подробнее см.: ИВ. 1907. No 10. С. 164--168.
12 Голубые штаны.
– - Имеются в виду голубые мундиры жандармов.
Жуковский, как это следует из письма к А. О. Смирновой, писал шефу жандармов
А. Ф. Орлову по делу назначения пенсиона Гоголю (Смирнова А. О. Записки... С.
349).
13 Гоголь написал благодарственное письмо министру народного
просвещения С. С. Уварову, через которого шло назначение пенсиона. Это
письмо Уваров использовал в своих интересах, о чем упомянул В. Г. Белинский в
"Письме к Гоголю".
14 Гоголь уехал в Иерусалим в январе 1848 г., хотя собирался совершить
это паломничество еще в 1846 г.
H. M. Смирнов
<ИЗ ЗАПИСОК. ЖУКОВСКИЙ>
У нас часто проводят вечера Жуковский, А. С. Пушкин и А. И. Тургенев,
которые, верно, самые любезнейшие из всех тех, которых мы встречаем в
петербургских вечерах1. Жуковский более молчалив и очень любит слушать, но
когда развеселится, рассказывает очень оригинальные особенные смешные
анекдоты. Он был одним главным членом Арзамасского общества, кажется, даже
журналистом. Сие общество состояло из шутников, буффонов, буффонили на
словах и на бумаге, Блудов, Тургеневы, Жуковский и многие другие были сего
общества.
Жуковский, можно сказать, имеет девственную душу; он всегда спокоен и
на вид кажется угрюм, когда же развеселится, смеется du rire d'un brave homme
{смехом простака (фр.).}, кто его один раз увидит, уверится по одному его лицу в
спокойной, доброй и чувствительной душе. Я никогда не видал его в гневе или в
пылу какой-нибудь страсти, никогда не слыхал его даже говорящим скоро или
отрывисто, в самых даже спорах. Тронутый иногда обращением холодным двора,
он никогда не жалуется, старается оправдывать сие тем, что он домашний при
дворе, или даже сам говоря, что такой-то поступок должен бы его рассердить, но
что он сердиться не умеет и чувствует только печаль. Ему теперь за сорок лет, и
уже давно собирается жениться; находил на своем веку много женщин, которые
ему нравились, но они никогда для него не были более как милые творения
(любимое слово его), он никогда не ощущал пылкой страсти2, которая была бы
довольно сильна, чтоб заставить его решиться на такое важное дело, и до сего
времени боялся даже, что состояние его не довольно обеспечено, чтобы завести
семейство. В нынешнем году ему дали пенсию пожизненную в *** руб. в год, и
его друзья поздравляли его, что он довольно теперь богат для женатого даже
человека, но он, кажется, останется только другом милых творений, а
любовником быть не в его природе. Самое горячее чувство его к своему
августейшему воспитаннику, чувство по роду и предмету совершенно
приспособленное его душе3. <...>
Душа Жуковского, хотя никогда не ощущает страсти, способна
чувствовать, т. е. понимать самые воспламененные чувства. При рассказе
прекрасного, высокого, возвышенного лицо его оживится и слово плавно
вылетает из души его. Когда рассказывает про женщину, которая ему нравится
или каким-нибудь чувством, или талантом, или улыбкою, или взором, "милое
творение" -- прибавляет он с вздохом, полным нежности.
Он большой охотник до музыки, целые часы готов слушать Бетховена,
Моцарта, он гармоническими звуками погружается в сладкую мечтательность,
лицо его одето вниманием, и душа его плавает в гармонии. Верный друг всем
приятелям, коих у него очень много, он, ходатайствуя о них, может выйти из
своего хладнокровия и разгорячиться, для себя он беспечен. Для него не
замечательно, что он живет высоко и что высокая лестница вредна его здоровью;