Ситуация не давала возможности с улыбкой попросить добавки. Не хотелось ронять себя ниже допустимого уровня. Нас ведь собрали как бы не пить, а общаться.

Мы стали рассуждать логически. Жизнерадостные голоса девушек, доносившиеся с кухни, не оставляли сомнений в том, что начальное звено цепочки работает исправно. Сбой происходил где-то на середине. Требовалось выявить слабое место. На жаргоне электронщиков – прозвонить схему.

Умного Мурая отправили в разведку. Он взялся за живот и, извиняясь, стал проталкиваться сквозь массы. Вернувшись, доложил обстановку. Доклад начинался словами:

– Эта скотина Сережа…

Оказалось, что мы рассиропились, заблагодушничали и потеряли бдительность. Проморгали исчезновение хитрого нахала. Позволили ему проявить инициативу. Он ускользнул, якобы в туалет, и на обратном пути нагло сел ближе к пункту выдачи. То есть укоротил конвейер лично для себя. А Сережа, надо сказать, один из самых крупных писателей нашего немалого города. Рост за метр девяносто, вес как у несгораемого шкафа. Такой объем непросто заполнить. Тем более, Сережа учился в литинституте и здорово отточил свое мастерство. Он свободно работал за четверых. Каждые две минуты очередная рюмка мягко, как в песок, вливалась в его бесстыжую глотку.

Он учел нашу стеснительность и долго игнорировал призыв вернуться. Делал вид, что очарован сидящими рядом дамами. Мураю пришлось еще не раз пробираться туда и безжалостно топтать хрупкие ростки взаимных симпатий. Помогла также грозные намеки на общее презрение и товарищеский самосуд. Сережа нехотя перелез к нам. Прерванное снабжение восстановилось.

На пердиловском сабантуе я держал себя в ежовых рукавицах. Быстренько наклюкался и резко уменьшил дозу. Тем более, местный разовый налив тянул граммов на сто пятьдесят. Сибиряки гробили здоровье по-крупному. Уже к третьему тосту у меня в голове клочьями заплескался туман. Хорошее настроение множилось.

Компания обмякла и распалась на микрогруппы. В каждой велся свой задушевный разговор. С разных сторон доносились отголоски чужих проблем:

– …Она берет ведро и с ходу выливает его на грядку. Я говорю: ты лейку возьми. И потихоньку, потихоньку. Я ж эту воду не ссу, я ж ее на себе таскаю…

– …На площади, конечно, менталитет с дубинками наголо…

– …Дали нам меню: пожалуйста, выбирайте. А там коньяк по шестьсот рублей. Какой же это выбор? Выбор – это когда рядом портвейн за два двадцать и портвейн за два семьдесят…

– …Объясняешь ему, объясняешь. Уже сам начинаешь понимать, а до него все не доходит…

– …Я мог бросить пить, но боюсь стать рабом этой привычки…

– …Показали детектив, такое фуфло! Любой дурак с самого начала поймет, кто убийца. Я, например, сразу догадался…

Через некоторое время мы всем составом перебазировались в клуб. Выступление я помню смутно. Вероятно, оно было не самым плохим. Мне даже подарили цветы. Вышла невзрачная тетечка и поднесла скромный дежурный букет. Я впал в благодарную растерянность. Зачем-то полез целовать ей натруженную мозолистую руку. Тетечка игриво отбивалась. Зал сочувственно визжал. Победили дружба, и мы ограничились крепким месткомовским рукопожатием. На радостях я, уезжая, забыл взять цветы с собой. Так они и остались ждать следующего клубного мероприятия.

10.

Поэт Сергей Петров был в Англии. Зашел там в магазин грампластинок. Ознакомился со списком «горячей двадцатки» наиболее популярных на данное время мелодий. На ломаном английском объяснил дилеру, что интеллигент из России хотел бы купить знакомым музыкальный подарок. Тот рекомендовал пластинку, занимавшую место в конце списка. Сережа удивился: почему не в начале? Дилер оказался большим знатоком человеческих душ. Он сказал: «Потому что говноеды едят говно».

То есть к растущей популярности надо относиться философски. Хотя, конечно, приятно, если тебя знают.

Я и не подозревал, что за время гастролей успел обрасти поклонницей. Она упала с неба совершенно неожиданно. До очередного выезда оставалось несколько минут. Я стоял у киоска в гостиничном вестибюле. Смотрел на образцы местной умеренно эротической прессы. Хотелось быть в курсе последних новостей.

О.А. у входа озирал голубые дали. Он активно изображал рассеянного столичного писателя. Это требовало особой вдумчивости.

Кто-то потрогал меня за рукав.

– Здравствуйте!

Я обернулся. Совершенно незнакомая девушка в очках. Лицо кругленькое, свитер черный. Видимых дефектов нет.

– Вы позавчера у нас выступали, в Харанжино.

– Вам понравилось? – я без риска напросился на комплимент. Первая фаза знакомства слабо вяжется с разговорами о дохлых кошках и гнилых помидорах.

– Очень. Особенно ваше выступление. Про собаку песня хорошая. И про Татьян. Я вообще люблю гитару.

Я еще ничего не успел сообразить, а автопилот уже включил мягкую ненавязчивую программу клеяния.