Шрифт:
привык к шумным легкомысленным толпам окраин, и люди большого города
немного его пугали. В зеркальной двери Томми поймал свое отражение – на него
глянул коротенький тонкий мальчик с шапкой рыжих кудряшек, взъерошенный, неопрятный и – хотя, может, просто показалось от усталости и смущения –
перепуганный.
– Томми! Сюда, – не затрудняясь дальнейшими приветствиями, Марио взял у него
чемодан и пошел к выходу. – У меня машина снаружи. Долго ждешь? Я искал, где
припарковаться.
– Нет, пару минут.
– Выглядишь жутко. Эти автобусы – чистый ужас. Почему отец не отправил тебя
поездом?
– Людей много, билет трудно достать. Да и не важно ему было.
– Уже завтракал?
– Останавливались недавно, но у меня не было аппетита.
– Тогда заглянем куда-нибудь перекусить. Новый Год – это дурдом какой-то, дома еда разве поздним утром появится. Люсия – моя мать – хотела за тобой
поехать, но у нее дел по горло. К тому же она тебя не знает, и ты ее не знаешь, так что пришлось ехать мне. Завернул сюда по пути домой. Не был там пару
недель, но позвонил вчера вечером, и они сказали, ты приедешь на автобусе. Вот
я и решил тебя подбросить. Так, это поставим сюда.
Он закинул чемодан на заднее сиденье помятого синего «Крайслера». По
лобовому стеклу бежала трещина, обивка на переднем сиденье была в дырах –
самые живописные из них прикрывал плед. Марио открыл дверцу с водительской
стороны.
– Лезь под рулем, та дверь не работает. Ручка сломана.
Пропустив Томми, он сел и хлопнул дверцей.
– Я и не знал, что ты умеешь водить, – сказал Томми просто ради поддержания
беседы.
– Пришлось научиться. Все так далеко друг от друга, а автобусы ходят раз в три
дня. Но я по дороге нечасто езжу. Анжело не любит, как я вожу, говорит, летаю, как маньяк-самоубийца. Эту я купил по дешевке прошлой осенью, чтобы хоть на
чем-то на работу добираться.
Он включил первую передачу.
– Надо перекусить. У самого крошки во рту не было.
В задымленном кафе они сели на обитые кожей стулья.
– Как Папаша Тони? – вежливо спросил Томми.
– Да как всегда… статус кво, и народы трепещут, стоит ему поднять голову. Меня
не было некоторое время, но, если бы кто-то заболел, мне бы передали.
– Ты не живешь с семьей? – Томми ощутил странное разочарование.
– Как когда, – медленно ответил Марио. – Это у нас вроде семейной традиции. С
конца сезона и до Нового года семейство разбредается кто куда. По желанию и
возможностям. Анжело сейчас с каким-то цирком в Мексике. Я уже писал про
балетную школу…
Стройный темноволосый парень в белой форме поставил на стол толстые
кружки с кофе.
– Спасибо, Ронни. Принеси-ка нам яичницу и сосиски… Устраивает, Том?
– Да, конечно.
Ронни черкнул в блокноте.
– Сейчас будет. Ты сегодня рано освободился, Мэтт?
– Новый год же, – ответил Марио со своей самой сатанинской усмешкой. – Кено
забегал?
– Забегал. Выпил кофе и снова испарился.
Когда Ронни исчез в кухне, Марио взял чашку.
– Сахар? Сливки? Пей, а то совсем в ледышку превратишься.
– Я думал, в Калифорнии тепло.
– Ну, вообще-то тепло, если сравнивать с Чикаго, например. Но ночи здесь
холодные. Короче, на чем мы остановились? Как я уже сказал, под Новый Год
или около того все, кто собирается выступать в будущем сезоне, возвращаются и
принимаются за тренировки. Анжело в этом году будет поздно – он в Мексике с
Тессой, своей дочерью.
– Не знал, что он женат.
– Был женат, – поправил Марио. – Тереза погибла в автомобильной катастрофе
прошлой весной… прямо перед тем, как мы прибились к Ламбету. Вот почему мы
явились в середине сезона. Тессе четыре или пять. Она живет в пансионе в
Санта-Барбаре, но Анжело взял ее с собой в Мексику. Звал и меня, но мне и
здесь работа нравится. А он пошел к каким-то Летающим Барри.
Официант принес тарелки с яичницей и сосисками.
– Спасибо, Ронни. Хочешь еще что-нибудь, Том? Блинчики? Пончики?
– Нет, спасибо, хватит.
Помолчав минуту, Ронни спросил: