Шрифт:
— Сегодня опять эту встретила. Она меня как будто караулит... То в сырной лавке у Ганса, то в кондитерской у Петера... И улыбается, змея...
— Почему ты оскорбляешь эту женщину? Что она сделала тебе?
— Сразу видно, что змея. И про вас интересуется... Как, говорит, здоровье Юлии Николаевны... А я ей говорю: «Вашими молитвами». А ее всю так и перекосило...
— Глаша! Я тысячу раз тебе говорила: грубостью ты унижаешь прежде всего себя.
— Это мы, Юлия Николаевна, переживем... А чего, скажите, она про ваше здоровье выпытывает? Зачем ей это знать нужно? Заботливая нашлась... Гадина она...
— Глаша! Я запрещаю тебе браниться!
— А как мне прикажете ее величать?
— Ступай; Глаша, — сказал Ковров. — Мне поговорить нужно с Юлией Николаевной.
— Неприятности какие в письме? — встревожилась Глаша.
— Тебе привет от Долли, — сказал Ковров.
— Вы говорили, вроде от Николая Яковлевича письмо... Причем тут мадмуазель Долли? — насторожилась Глаша.
— Много будешь знать, скоро состаришься...
— Ох, окрутит она его! Как пить дать — окрутит!
— Не твоего ума дело, — рассердился Ковров. — Ступай.
Продолжая ворчать на Наташу и на Долли, Глаша удалилась.
— Что-то нехорошее в письме? — беспокойство Глаши передалось Юлии Николаевне.
— Помнишь управляющего князей Шадурских? У него еще имя такое замысловатое — Полиевкт Харлампиевич...
— Как же мне его не помнить?
— Так вот... Его выпустили из тюрьмы... Не знаю уж почему... Только он теперь на свободе и уже успел много всякого натворить... Надо нам, Юленька, с тобой в Россию... Права ты, не будет нам покоя, пока мы с этой бандой до конца не разберемся. А дома, говорят, и стены помогают.
— А что Долли? — не удержалась Юлия Николаевна.
— У нее с Николаем помолвка...
— Ах, Глаша! — восторженно сказала Юлия Николаевна. — Ну, согласись... Иной раз она такое скажет... Только диву даешься...
— Согласен! На десять глупостей у нее бывает одна парадоксальная мысль... Что есть, то есть.
— Вот еще что, Сережа. Я, конечно, в этих вопросах разбираюсь хуже, чем ты, но мне кажется, не стоит сразу записывать Платона Алексеевича во враги...
Ковров хотел прервать жену, но она настойчиво продолжила:
— Да, очень много подозрительных совпадений... Но мы уже сталкивались с тобой с такими обстоятельствами, когда бывают немыслимые совпадения. Не надо заведомо относиться с предубеждением к человеку. А вдруг он говорит правду?
«Ерши». Петербург.
В потайной комнате Юзич инструктировал Фо-мушку и Гречку. Их было трудно узнать в новом обличье: два весьма прилично одетых господина с тросточками и котелками в руках сидели перед Юзичем.
— Не знаю, как вас теперь называть, благородиями или сиятельствами, может быть, превосходительствами ?..
— Ладно, Юзич! Шутки шутить после будем... Зачем звал? — оборвал Юзича Гречка.
— И кто ж вам такие ладные костюмчики сшил? Дайте адресок... Давно собираюсь новую пару справить...
— У тебя, я вижу, времени много, — сказал Гречка.
— Времени как раз совсем в обрез, — возразил Юзич. — Нужно вцепиться в одного человека... Он не сегодня-завтра на Московском вокзале объявится. И куда бы он дальше ни поехал, нужно его вести... Хоть в Турцию, хоть в Польшу, хоть в Бразилию...
— Это как же? — оторопел Фомушка. — Это ж сколько денег нужно! На одних билетах разоришься... А гостиницы...
— Я к тому, что не знаю, Фомушка, где он остановится... Может, в Москве, а может, в Полтаве... Про Бразилию — это я так, для наглядности. А что касаемо денег, вот вам на первое время. — Юзич протянул Фомушке довольно толстую пачку.
Фомушка, послюнявив пальцы, пересчитал деньги, остался удовлетворен.
— Мы этого человека видели когда-нибудь? — спросил Гречка.
— Думаю, не видели...
— Как же мы его узнаем?
— Я с вами своего человека пошлю... Он вам того субъекта укажет. Дальше — в поезд, и за ним.
— Что за человек? Не темни, Юзич...
— Человек как человек... От людей бежит... Обидел он кой-кого... Из наших...
— Так, может, нам на него времени не тратить?.. На железной дороге несчастные случаи часто бывают...
— Нет! — сказал, как отрезал, Юзич. — Семка!
Явился половой, который обслуживал Хлебонасущенского и Понырина.