Я работала честно, много и по выходным. К тому времени я успела переехать в квартиру покруче, получила права и уже два раза отразила нападение забора на своего нового красного железного коня системы Jeep Wrangler. Моя недетская зарплата быстро приучила меня к дорогим рестикам, ежеквартальным поездкам на море и наконец-то дала полную свободу моему личному параноидальному таракану – 87 флаконов парфюмерной продукции известных мировых производителей на туалетном столике. Если цифра уменьшалась, я чувствовала себя голой.

Денег и вправду было много. Я была невероятно счастливой от возможности подарить поездку к морю, и не в Сочи, маме и сестренке, от того, что, будучи приглашенной на день рождения, я могла принести в дар подружке ништяки с лейбочкой L.Vuitton. Было здоровски просто ехать по улице после работы и знать, что все-все, что захочется, можно заехать и купить. В основном, правда, не оставалось никаких сил куда-то заезжать, да и искусство парковки на забитых машинами улочках давалось мне тогда медленней, чем макияж пидорасу.

Умные люди, которые есть у каждого, беспрестанно нашептывали мне про мою крайнюю беспечность. Шипение о необходимости покупки квартиры стало меня преследовать. Эти мысли я про себя называла «трудными». Покупка квартиры казалась мне чем-то ужасно несбыточным. У меня всегда было хорошо с «заказать отель и билеты» и всегда плохо с «высчитать процент по ипотеке». А еще, где-то внутри, я мечтала, что встречу мужчину, который предложит поделить со мной все эти проценты пополам, ну, чтобы это был наш с мужчиной общий дом. Про мужчину, который забрал бы все на себя, я не мечтала, в такую фигню не верю, я уже взрослая и верю только в Бэтмена!

Размышляя про всякое из прошлого, я бесцельно шаталась по квартире, соображая, что именно мне может понадобиться в Перми, как сделать так, чтобы со мной поехала моя машина, и каких лекарств с запасом купить Рюрику. Снова накатывал внутренний страх. Кроме птицы, у меня там не будет ни одного знакомого существа! Рюря был со мной уже очень давно, помогал преодолеть миллион всяких переживаний и неплохо справлялся с главным – не давал мне чувствовать, насколько я в действительности одинока. У меня были крайне сложные отношения с этим ощущением. Я любила оставаться одной после шумных вечеринок, малевать, читать или просто бездельничать. Но я ужасно боялась одиночества. Рюрик позволял мне заботиться о себе, всегда напоминал, что у него есть характер, создавал мне хорошее настроение и никогда не обижался за долгие отсутствия. Мой попугай крайне терпимо относился к тому, как интересно я живу. Но ведь и правда не скучно! В моей жизни, так уж складывается, до фигища всего хорошего. События все как на подбор – «из ряда вон», «ни в красную армию» и «никаких сравнений», если это моё событие, то обязательно – «не как у людей». Если настроения – то самые неуместные, если эмоции – то обязательно гораздо более южные, чем принято на Сицилии.

Впрочем, дурдом я всегда рассматривала пристально, примеривалась, что ли. Мне было ужасно интересно, а оставляют ли там в покое? То есть, если уж всем огромным общественным мнением решено, что некто невменяем, социально не в формате и вообще – один вред и смута от него, то может ли общество поселить такого бедолагу в дурку и оставить его там в полном покое от себя, тем самым обеспечив массам комфорт и бездураковость?

Я видела дурдом лишь однажды, придя проведать попавшую в беду знакомую. И ужасно забоялась, потому что никакого покоя там не было и в помине, и даже напротив – сплошное беспокойство для постояльцев и персонала. В общем, дурка – такая же модель государства, как армия или тюрьма, как и любое сообщество, любой кружок по интересам, иными словами – больше трёх не собираться, а если уж угораздило, делайте что положено на троих – пейте.

Почему я вспоминала все это именно теперь? Этим вечером мне было явно неуютно одной, мне было мало просто тишины, мне мучительно не хотелось надвигающейся, ну пусть не завтра, но зимы, мне ужасно не хватало беседы с кем-то не менее сумасшедшим, с кем-то живым, теплым. Я бродила по дому и думала, что когда-нибудь обязательно сойду с ума от себя самой. Хорошо, что есть с чего сойти. Примерно на этой моей внутренней репризе зазвонил телефон.

– Маруся! У меня предложение! – радостно верещал Марик, с которым мы после кино разъехались по домам пару часов назад.

– Если ты про замуж, то сходи за себя сам, – автоматически ответила я.

– Блин, опять не прокатило! Ну ладно, на этот раз не про замуж, хотя могла бы быть повежливее! Много ты знаешь старушек, которым через день предлагают руки такие видные мужчины, как я?! – щебетал Марк.

– Послушай, юноша с кожаным мячом вместо головы, давай уже по делу, что ты там удумал?

– В общем, я предлагаю устроить тебе грандиозную прощальную гастроль. Соберем всех, кого захочешь, включая твоих педов, дизайнеров, художничков и что там еще ненормально ориентированного бывает?

– Творческая интеллигенция, одним словом? – помогла я Марику.

– Именно! Педерсия, эйфория, декаданс, коньяк! Ну как идея? – вопросил Маркуша.

– «Марка рулит, кокс ацтой», – процитировала саму себя «из старенького» довольная я.

– Я предлагаю на даче, думай и назначай время. Все! Целую нос! – деловито попрощался мой добрый друг.

Я мгновенно повеселела и всерьез озаботилась Маркиной идеей. Хотелось всем-всем сообщить, как сильно я буду по ним скучать! И еще, мне думалось, что Марик – самый лучший друг на планете Земля и смежных планетах, потому что прощальная гастроль – это ровно то, чего мне и вправду не хватало. Надо же деть куда-то эту неуемную энергию, незаметно вплетя в нее очевидный мой детский страх перед отъездом.