Капитан оглянулся.

– Эй, Мотиер, подай красавице свой нож. Да не тот, что под юбкой, им и комара не зарежешь, а бронзовый.

Последние слова потонули во взрыве многоголосого мужского хохота. Багровый от смущения толстяк протянул Мерисид тонкий, источенный ножик с костяной рукояткой.

Расположившись у самой воды, женщина споро взялась за дело, Мотиер принес ей разрубленное пополам полено и тесак. Очищенную рыбу сразу разбирали матросы и, нанизывая на прутики, жарили над костром. Для себя Мерисид приберегла толстого, жирного сомика с усами вокруг рта.

Увлекшись потрошением и чисткой чешуи, она не услышала, как капитан послал Мотиера за гранатовым вином. Не заметила женщина и того, как, спустившись с корабля, толстяк торопливо сунул в руки Хафмина кувшин, склонился к уху и чтото горячо зашептал, кося глазами на Мерисид.

Капитан отстранился, недоверчиво сощурил глаза, но толстяк ударил себя кулаком в жирную грудь и вновь поспешил к трапу. А Хафмин поманил рукой писца.

– Красавица! – на плечо женщины опустилась тяжелая ладонь.

Мерисид вздрогнула.

Широкоплечий матрос кивнул головой.

– Тебя зовет капитан.

Женщина посмотрела на рыбу, на свои перепачканные чешуей руки.

– А как же рыба?

– Потом дочистишь.

Покачав головой, матрос наклонился и, разогнув пальцы, забрал у неё нож.

Сердце Мерисид сжалось в нехорошем предчувствии.

– Иди, иди сюда, красавица! – махнул рукой Хафмин. – Выпей с нами гранатового вина.

Женщина перевела дух и натянуто улыбнулась.

– Садись, – капитан хлопнул ладонью по траве рядом с собой.

"Неужели придется с ним спать?" – с сожалением подумала женщина, оправляя юбку и стряхивая с неё налипшую чешую.

Сидевший рядом с ним писец разглядывал Мерисид с какимто странным выражением лица.

– Что вам нужно, господин? – лучезарно улыбаясь, спросила женщина у Хафмина.

– Хотел узнать, откуда у тебя вот это, – мужчина махнул рукой.

Изза сидящих матросов вышел Мотиер с её корзинкой. Женщина побледнела, губы застыли в каменной улыбке, а глаза наполнились слезами.

Толстяк шагнул к костру, достал сверток и высыпал на землю звенящие драгоценности.

– Я еще на корабле почувствовал, что корзинка у неё больно тяжелая, – самодовольно усмехнулся Мотиер.

Очнувшись от этих слов, Мерисид попыталась вскочить на ноги, но капитан железной рукой вцепился ей в предплечье.

– Сидеть!

Писец встал, сделав два шага, поднял ожерелье.

– Здесь знак Сета. Ты ограбила храм?

Матросы глухо загомонили.

– Воровка… обокрала храм… преступница…дрянь… сука…

Мерисид затравлено оглянулась.

– Я никого не грабила!

– Откуда же у тебя такое богатство? – усмехнулся писец, раскачивая в руке серебряный светильник в виде вставшей на хвост кобры.

– Я… Я нашла! – вскричала Мерисид.

Матросы дружно заржали. Капитан широко улыбнулся, демонстрируя большие черножелтые зубы.

– Ты нам подскажи, где такие штуки валяются! – крикнул ктото, и смех, начавший стихать, вспыхнул с новой силой.

– Нам придется вернуться и передать тебя мождеям Абидоса, – вздохнул писец, разглядывая широкий золотой браслет. – Им будешь свои сказки рассказывать.

– Нет! – крикнула Мерисид. – Не надо!

Она встала на колени.

– Не надо! Умоляю. Отпустите меня! Пожалуйста! Я все, что хотите, сделаю!

– Тогда тебе придется очень постараться, – усмехнулся Джедефтам, развязывая пояс.

Они измывались над ней всю ночь. Хорошо, еще не все матросы приняли участие в этом групповом изнасиловании. Мерисид в кровь искусала себе губы, чтобы не заорать и не привлечь внимание жителей рыбацкой деревушки. Но это были не крики страсти, или даже боли. В нескольких шагах натешившие свой блуд мужчины делили её богатство, уничтожали её будущее, втаптывая в грязь надежду на новую счастливую жизнь. Осознание этого огнем жгло сознание женщины, заставляя корчиться в муках и давить горевший в груди дикий, звериный вопль. Разум Мерисид словно остекленел. По подбородку струилась кровь, а она, не моргая, смотрела, как капитан деловито копается в куче драгоценностей, выбирая себе самые дорогие вещи.

Женщина пришла в себя только на рассвете. Толстяк Мотиер принес и бросил рядом с ней корзинку.

– Твое счастье, что у нас в Канобе не очень почитают Сета. А то бы каменоломен тебе не миновать, воровка.

Мерисид со стоном села, оправила юбку. Матросы оттолкнули корабль от берега, помогли приятелю взобраться на борт и замахали руками, крича какуюто похабщину.

На судне развернули парус, а на тропинке в деревню показались рыбаки. Бывшая танцовщица и неудавшаяся невеста, подхватив корзину с тряпьем, держась за низ живота, скользнула в кусты. Там на крошечной полянке веревки, опутавшие чувства Мерисид, наконец, лопнули. Женщина повалилась на землю и громко в голос завыла, царапая землю скрюченными пальцами и вырывая зубами траву. Все, теперь её жизнь кончена! Старая, без денег, она никому не нужно! Мерисид корчилась, рвала короткие волосы на голове и царапала сломанными ногтями грудь. "Почти пятьдесят дебенов! Боги и демоны! Все кончено! Теперь ей только в Лаум крокодилам на корм! Сволочи! Гады! Что я им сделала?!"