– Отчего?

– Оттого, что я все-таки помял ее, стер пыльцу с крылышек, - толковал Лева.
– У них ведь, у бабочек, крылья цветною пылью покрыты; они очень нежные, и если хоть немного помять их, то бабочка умирает.

Лева уперся ладонями в перекладину, прыгнул и уселся верхом на заборе.

– Какой вы большой!
– глядя на него снизу, заметила Лида.

– Еще бы!.. Я - гимназист.

– Гим-на-зи-ист!
– протянула Лида и уставилась еще пристальней, будто надеялась разглядеть что-то особенное в гимназисте.

– Я уже целый год был в гимназии. Как я умею в лапту играть важно!

– А откуда вы все про бабочек знаете?
– спросила Лида.

– В своей книге прочел. У меня много книг. Мне мама подарила чудесную книгу.

– С картинками?

– Да, с картинками.

– Ах, покажите мне! Она у вас здесь? Покажите, пожалуйста!

– Хорошо, - согласился Лева.
– Сейчас принесу. А то вот что, - прибавил он, - пойдемте-ка лучше к нам. Я вам все покажу, все свои книги и картинки и ящик для аквариума покажу. Я хочу себе здесь на даче аквариум сделать. Пойдемте!

Лева протянул руку. Лида рванулась вперед, но вдруг опомнилась и тотчас же отступила.

– Я вам Жука покажу, не букашку-жука, а большого Жука. У меня собака такая есть, Жуком называется. Он такой черный, лохматый, вот сами увидите.

Лида печально потрясла головой:

– Я бы пошла, только мне нельзя. Мне никак нельзя.

– Отчего нельзя?

– Никак нельзя: тетя не позволит, рассердится. Ведь мы с вами незнакомы. Это, пожалуй, и папа бы не позволил.

– Ну так я к вам приду. Подождите, сейчас принесу только книгу.

Лева прыгнул с забора, побежал было и очень удивился, когда Лида сказала, что и этого тоже никак нельзя.

– Да можно же! Мне мама везде позволила бывать, везде, где я захочу.

Лида подошла ближе к забору и тихим голосом, с печальным видом рассказала про решение тети за обедом.

Как же быть! Переговариваться через забор совсем неудобно. Леве вдруг непременно захотелось показать ей свои картинки, почитать, погулять вместе с этой маленькой, смешной, похожей на мальчика девочкой.

– Это очень жаль! А я бы вам Жука показал. Как же быть, Лида? Разве вы... Хотите, будемте на "ты"?
– совершенно неожиданно, перебив самого себя, предложил Лева.

– На "ты"? Хорошо, - согласилась Лида.
– Я тоже больше люблю говорить на "ты". Я всем говорю "ты" - и папе, и маме. Только тете не говорю, потому что тетя...

– Лида! Лида!
– послышалось вдруг с балкона.

Лида разом остановилась и вздрогнула. Неужели уже так поздно? Неужели они воротились с прогулки?.. Лиде вдруг вспомнилось, что она не повторила перевода, что даже не принималась за музыку. Она пришла на минутку поглядеть дачу и совсем не заметила, как прошли два часа. В голове у Лиды вдруг что-то зашептало: "La petite fille... le petit garcon... la tante... la tante..."[9]. В ушах запели разные ноты: "До, си, соль..." Ей даже сделалось холодно.- Лида! Лида, где ты?
– снова раздалось из окошка.

– Лида! Вас, кажется, зовут. Тебя зовут, Лида, - сказал ей Лева.

– Сейчас, сейчас! Ах, это тетя, - зашептала Лида, и невольное отчаяние послышалось в ее шепоте.

– Ты, верно, урока не выучила, боишься?

– Да.

– Она сердится?

– Нет, только она такая...
– Лида не договорила.

Ровный голос тети послышался в третий раз.

– Мне надо идти поскорей. Ах, что это я хотела вам сказать?! Ах, забыла! Ну, все равно, после... Ну, прощайте! Ну, прощай, Лева!

– Прощай.

"Какая смешная девочка! На бабочку, на стрекозу похожа. Такая же попрыгунья-стрекоза, позабыла приготовить свои уроки. А отчего она так испугалась? Неужели ее будут наказывать? Ведь она такая худая, и у нее такие маленькие руки..." Лева поглядел на свои широкие ладони с крепкими, гибкими пальцами и подумал, что, если бы он был Лидина тетя, он ее не стал бы наказывать. Он когда и большой вырастет, никого не станет наказывать. Его мама ведь никогда не наказывала.

Лева спрыгнул с забора.

В саду потемнело. В ящике еще шевелились крылышки, лапки и усики. Водяной жук-плавунец дрыгал пушистыми ножками; блестящая бронзовка трепетала нарядными крылышками; божья коровка дрожала, и все жучки, букашки и коровки поднимали кверху, к Леве, головки и усики, будто хотели спросить Леву, чем же они перед ним провинились, за что их так наказал Лева.

Что же это такое? Как же быть? Верно, им в самом деле очень больно? Конечно, больно. Им и всегда было больно, только Лева никогда не думал об этом. Он бы и теперь не подумал, если бы не девочка Лида.