Шрифт:
– Интересное замечание. Не думал об этом. В свободное время поразмышляю над этой шуткой.
– А когда вашим детям надо надеть национальные костюмы, какие костюмы они надевают, Бальтазар?
– У меня нет детей, слава Богу.
– Мне жаль тебя, хотя я думаю, что они у тебя есть, только ты этого не знаешь. В любом случае, это поправимо. Тем более, что это не очень сложно и весьма приятно. – Ахмед еще раз улыбнулся.
– Ну, это возможно.
– Так что по поводу национальных одежд?
– Дай подумать…. Нет. Пожалуй, кожаные штаны не подойдут.
– Боже упаси тебя, Бальтазар! Ты знаешь, кто носит кожаные штаны? Я надеюсь, у тебя не по этой причине нет детей?
– Думаю, что ты знаешь обо всех моих женах, так что я вряд ли подойду на роль гомосексуалиста, Ахмед.
– Ты прав – ты не подойдешь. Так какие все же одежды?
– Я пас. Не думал об этом как-то.
– На праздники вы одеваете своих детей в форму местной команды по футболу. Это же смешно. Вы, говорящие по-английски, даже придумали себе собственный футбол, смешав регби и вольную борьбу, а игру своих английских предков почему-то назвали соккером. И говорите о первенстве. Смешно, право слово. Вы первые в придумывании собственных правил, которые ровным счетом имеют отношение только к вам и больше ни к кому.
– Ну, вот футбол-то тут при чем? Что ты все смешал? Сам из собственных слов сделал «Оливье». Мне самому американский футбол не очень нравиться, а мои предки, между прочим, были испанцами.
– Вот-вот.
– Что, вот-вот? У испанцев есть народные костюмы. Ты еще корриду сюда приплети.
– Коррида это вообще отдельный разговор. Гордиться убийством голодного животного, которое тебя не считает врагом, все равно что ударить ножом в спину собственного друга. У испанцев есть народные костюмы. Только ты американец, а не испанец. В вашей стране даже национальности нет. Что такое американец? Человек без рода, без истории, без племени. «Кока-кола», бутерброд с говядиной и странная помесь регби и футбола.
– Знаешь, мне вообще-то обидно. Сейчас я обижусь и ну тебя совсем тогда. – Бальтазар улыбался и даже не думал обижаться. Какие обиды, если эта болтовня не более словесной разминки перед возможной рукопашной? Хотя, если бы Ахмед задумал какие-нибудь гадости, то Бальтазар узнал бы об этом последним. – Сейчас во мне взыграет настоящий янки с примесью испанца – как дам тебе по голове и все.
– Ты не умеешь обижаться. Какой смысл в обидах, если их нельзя использовать. Из обид плов не получится – нужно мясо. А зачем тебе мое? Стоит ли переходить на личности? Давай лучше подумаем, чем мы можем быть друг другу полезны. Мы в Танжере не плохо ладили: ты изображал пьяницу, я твоего друга – все было хорошо. Какой смысл сейчас, когда все и так сложно, становиться друг против друга. Вспомни хорошую пословицу: «Спасешь одного человека – спасешь весь мир».
– Ты это про кого, Ахмед?
– Я к слову…. Пока, по крайней мере.
– Действительно, в Танжере было хорошо. Ну, если не считать твоей слишком навязчивой дружбы и усердной помощи спивающемуся американцу.
– Так ты все понимал, хочешь сказать?
– Нет. Ты один такой способный и умный. А как тебя было не понять, если ты не отходил от меня ни на шаг?
– А может в этом и был весь смысл, чтобы ты все понял? – Ахмед хитро прищурился.
– Ой. Кажется ты меня или совсем недооцениваешь, или что-то хочешь предложить. Что ты ходишь опять вокруг? Пора говорить – время не ждет: чай остывает.
– Напротив. Я очень высокого о тебе мнения. А чай мы еще попросим.
– Ты или твои хозяева?
– Что?
– Ты или твои хозяева высокого обо мне мнения?
– У нас нет такого понятия. Все немного по-другому, чем у вас.
– У кого – у нас? Ты про что? Вообще про продажность белых людей или про конкретного кого-то? Восток тут ни в чем не уступает: чему-чему, а этому нам еще у вас поучиться.
– А продажность и мудрость – это разные понятия. Вот и учись, Бальтазар, учись. В жизни многое может пригодиться.
– Это только в том случае, если жизнь длинная.
– Не торопись. Она может оказаться даже длиннее, чем ты думаешь, если мы сможем понять друг друга. У тебя же есть выбор, правда?
– Быть или не быть? Так вот в чем вопрос?
– Бальтазар откинулся на спинку плетеного кресла.
– В принципе, ситуация схожая: Гамлет увидел призрак отца и тут что-то в этом роде. Голова у кого хочешь может настолько поехать, что совершенно забудешь о собственной жизни.
– Но, только не ты, Ахмед, да?
– Только не я, дорогой. Моя жизнь мне не принадлежит с самого рождения и в этом вся разница между мной и тобой: я об этом помню, а ты нет. Вот потому-то солнце всегда встает на Востоке и всегда заходит на Западе. И этот порядок никто не может изменить – в этом ответ на все твои вопросы. Как бы ты не хотел, но и сегодня оно зайдет на Западе, а завтра обязательно взойдет на Востоке – в этом правда, а не в Книгах.
– Ахмед, ты давно меня знаешь. Неужели ты думаешь, что я пойду с тобой в ваши сложные восточные дела?