— Восемнадцать секунд, ну, куда ни шло! Но все же нужно быстрее!

Каждому солдату в отдельности Карл Хейнц Бретшнейдер внушал, что секунда в бою стоит крови. За минуту вражеский танк проходит полкилометра, боевой самолет противника — сорок километров. За шестьдесят секунд автомат производит сто выстрелов, и каждая пуля может попасть в цель. В отделении Бретшнейдера был девиз: скорость, скорость и еще раз скорость!

Андреас Юнгман лежал на песчаной почве. Приказано было окопаться. Норма для отрытия стрелковой ячейки — в пределах тридцати минут. Старший по комнате хотел перевыполнить норму, пот заливал ему глаза. Стрелковая ячейка по его росту была готова только наполовину, а короткая рукоятка лопаты уже жгла ладони, как раскаленное железо.

Кошенц должен был в большей мере напрягать силы, чтобы вырыть ячейку для своего огромного тела.

Отделение еще было занято отрытием окопов, как спереди послышался шум моторов. В отдалении прозвучал взрыв петарды. Вслед за ним открыли огонь орудия бронетранспортеров.

— Вниманию командиров взводов! — послышался приказ командира роты. — Из каждого отделения выделить по человеку для ближнего отражения танковой атаки!

Приказ четко разнесся по покрытому редким кустарником учебному полю.

— Один человек с противотанковыми гранатами вперед, в укрытие! — крикнул унтер-офицер Бретшнейдер.

Михаэль Кошенц узрел в этом прямую возможность избежать дальнейшего углубления своей ячейки.

— Здесь! Солдат Кошенц!

— Вы остаетесь! Солдат Шорнбергер, вперед! Кошенц, копайте глубже!

Эгон Шорнбергер вскочил и побежал вперед с одной из двух выделенных на отделение ручных гранат.

Впереди, примерно в 100 метрах от их позиций, находилась противотанковая щель. Шорнбергер прыгнул в нее и скрылся из глаз.

Грохот взрывов и адский шум более чем дюжины танковых двигателей быстро нарастали.

«Это только учения, — подумал Андреас. — Через два-три часа наши „противники“ — танкисты и мы будем вместе завтракать из одной полевой кухни. Вот они: одна, две, три, четыре штуки. Пять, шесть! Между ними стрелковые цепи. Для наших автоматов еще слишком далеко. Но почему они не открывают по нашим позициям огонь из пулеметов?»

Лишь немногие не испытывали волнение. Как и Андреас Юнгман, Никель, Кернер и Шорнбергер во всевозрастающем грохоте боя забыли, что это лишь проверка их боевой подготовки. Никель хотел крикнуть Кошенцу что-то шутливое, но закашлялся и вновь уставился в сторону «противника».

Преллер нервно теребил нижнюю губу. Хейнц Кернер крепко сжимал автомат. Только Кошенца пока не интересовали надвигающиеся танки: он воевал с муравьями. Муравейник располагался рядом с его ячейкой. Многоголовая армия насекомых начала на него форменное наступление. Муравьи залезали через воротник и обшлага под обмундирование, ползали по лицу. Он чесался, смахивал их, проклиная все на свете.

— Кошенц, ниже голову! — кричал ему Бретшнейдер.

— Они меня тогда совсем сожрут, — пробормотал великан, но послушался.

В противотанковой щели было тесно. Шорнбергер осторожно выглянул. Танки были так близко, что он мог разглядеть их смотровые щели. Далеко выдающаяся вперед танковая пушка была слегка склонена вниз, и создавалось впечатление, что ее черное жерло направлено точно на сидящего в окопе солдата. Эгон Шорнбергер почувствовал, что у него вспотели ладони. С молниеносной быстротой он мысленно продолжил путь движения одного из танков и установил, что тот должен пройти над ним, над его окопом.

Еще сто пятьдесят метров.

«А если стенки окопа не выдержат многотонной машины? Я буду раздавлен, как червяк!»

Сто двадцать метров.

«Рисковать жизнью нужно со смыслом. Это не трусость. Это трезвый расчет. Итак, прочь отсюда!»

Танк был еще на удалении ста метров от него. Эгон Шорнбергер выскочил из окопа и, согнувшись, побежал назад. Танковый пулемет залаял ему вслед. Солдаты отделения Бретшнейдера наблюдали эту картину, все произошло в считанные секунды. Позже Андреас Юнгман не мог сказать, что побудило его, не раздумывая, действовать так, без приказа. Шорнбергер не успел еще добежать до своей ячейки, как старший по комнате вскочил, в несколько прыжков достиг покинутого окопа и очутился в нем рядом с лежащей на дне гранатой.

— Он же тебя раздавит в лепешку, мужик! — закричал Эгон Шорнбергер изо всех сил. Он втиснулся рядом с Кошенцем в его ячейку, не обращая внимания на то, что его сразу же атаковали полчища муравьев. — Назад! Это опасно!

Только теперь Андреас понял, куда он попал. Земля дрожала как в лихорадке. Грохот и рев разрывали барабанные перепонки.

«Еще есть время, — подумал он. — Тридцать метров. Выпрыгнуть, рвануть в сторону, иначе он меня накроет, раздавит и перемелет с песком. Правая гусеница идет прямо на меня. Накатываются тонны. Если окоп рассыплется, то… Черт возьми, нужно держаться!.. Нужно!»