Андреас пожал плечами. Он понимал, что Шорнбергер страдает от случившегося с ним.

Йохен Никель не испытывал к Эгону сострадания.

— Конечно! — заявил он важным тоном. — У кого имеется танкобоязнь, тот преодолеет ее лишь в боевых условиях. И наш абитуриент, конечно, тоже. — И он захохотал. Его смех был похож на лай. Он прекратил смеяться лишь тогда, когда заметил, что никто его не поддерживает.

— Командиров взводов и отделений к командиру роты! — послышалось в лесу.

Карл Хейнц Бретшнейдер поспешно выскреб остатки из своего котелка и оглянулся. Он заметил Эгона Шорнбергера, который шел мыть котелок.

— Солдат Шорнбергер, вымойте, пожалуйста, и мой! — Унтер-офицер протянул ему пустой котелок.

Эгон Шорнбергер помедлил. «Я же не судомойка», — подумал он. Тем не менее он с отвращением взял котелок.

Бретшнейдер поблагодарил и уже на ходу обернулся:

— Кстати, вопрос с расчетом боевой пружины: усилие равно модулю сжатия, помноженному на диаметр плюс учетверенный путь пружины… — Он немного подумал, прежде чем продолжить. — Да, помножить на средний диаметр витка и на утроенное число витков пружины… Запомнили? Вот так-то!

И он пошел дальше. Шорнбергер две-три секунды стоял с открытым ртом.

— Товарищ… товарищ унтер-офицер! — наконец позвал он командира отделения.

Бретшнейдер еще раз обернулся, усмехнулся и назидательно поднял вверх палец.

— Сначала, конечно, нужно рассчитать модуль движения, — громко закончил он. — Я вам все напишу… Сегодня вечером или завтра.

«Этот, если вздумает, может огорошить так, что не обрадуешься», — подумал Эгон Шорнбергер.

Андреас Юнгман и Бруно Преллер тоже пришли мыть котелки и ложки. Они продолжали какой-то свой разговор, не замечая Шорнбергера.

— Я, собственно, ему даже благодарен, — промолвил Андреас.

— Кому, Эгону? Брось ты. Ему это было нужно, как воздух… Тоже еще, благодарен!

— Это бывает необходимо каждому, Бруно.

— Что? Как в Дамаске, где Савла приняли за Павла.

— В одну минуту из тебя выплескивается наружу все, что в тебе было, — продолжал Андреас, который не был силен в библейских сказаниях. — Это мгновения, во время которых ты познаешь самого себя до последней мельчайшей частицы. Понимаешь? Ситуация, в которой ты видишь, на что способен, вот что я тебе скажу.

— И ты думаешь, это верный способ познать самого себя?.. Тише, он здесь!

Эгон Шорнбергер встал рядом с товарищами и начал мыть в струе воды котелки. Никто не промолвил ни слова. Неподалеку от машины командира обер-фельдфебель начал раздавать почту.

— Метольд Франц, Крадль Хельмут, Никель Йохен… — Он громко называл имена и фамилии адресатов.

Вызванные выходили вперед — одни полные достоинства, как будто их награждали орденом, другие сдержанно улыбались или даже смущались, как будто их застали на тайном свидании.

— Зибенхюнер Вольфганг, Альбрехт Гюнтер, Кошенц Михаэль, Вебер Курт, Кошенц… Кошенц… Кошенц, еще раз Кошенц, мой дорогой! Хенне Вильфрид, Бретшнейдер Карл Хейнц. На сегодня — все!

Письмо унтер-офицеру, который отсутствовал, обер-фельдфебель сунул в карман и направился к командирской машине. Хейнц Кернер с удивлением посмотрел ему вслед. Он не знал, что дневная почта осталась в казарме.

— Очевидно, что-то произошло, — пробормотал он так отчетливо, что Йохен Никель услышал его.

— Вероятно, у твоей старухи вскочил нарыв на пальце, — подзуживал он, — или ей надоело выводить каракули!

Хейнц Кернер посмотрел на него и затем медленно, спокойно заметил:

— На этот раз, так и быть, я просто не обращу на это внимания, парень, а в следующий ты получишь по морде, да так, что до увольнения сможешь хлебать только суп.

— Ну-ну! — пробормотал Йохен Никель смущенно и ретировался со своим письмом.

Михаэль Кошенц присел на пень и разложил на коленях свою корреспонденцию. Муки любопытства окруживших его товарищей возрастали. Бруно Преллер, как самый любопытный, с нетерпением ожидал, когда великан закончит просмотр писем. Всего было десять конвертов. В каждый помимо письма был вложен фотоснимок. Портреты девушек. Простые любительские снимки, среди них даже два с обворожительными дочерями. Евы в бикини. Михаэлю Кошенцу стоило больших трудов забрать фотографии у друзей. Они были единодушны в своих комментариях. Все завидовали верзиле Михаэлю.

— Смотри-ка!

— Старик, как это тебе удается?

— Шейх! Кошенц — настоящий шейх!

Здоровяк сиял под лучами всеобщего внимания.

— Нужно иметь толковую сестру. В этом залог успеха, — отвечал он на шутки друзей.

Эгон Шорнбергер пришел с двумя вымытыми котелками.

— Фокус номер семнадцать! — засмеялся он, увидев фотографии. — «Вохенпост», рубрика для мужчин. Или какой-нибудь журнал?

Йохен Никель, отойдя в сторону, бегло прочитал свое письмо, в котором тоже оказалась фотография. Он посмотрел на нее с удивлением: