Шрифт:
Джон подался вперед, повалил Лэша на мокрую плитку и… с силой врезал.
Словно на автопилоте, он снова и снова бил парня по лицу кулаками, налившимися безмерной ненавистью, пока кафельный пол душевой кабинки не стал ярко-красным до самого стока. И неважно, сколько пар рук оттаскивало его – он их не замечал и продолжал колотить.
Вдруг чьи-то руки с силой оторвали его от Лэша.
Он сопротивлялся тому, кто бы это ни был, боролся и царапался, сквозь кровавый туман видя, что класс отшатнулся в страхе.
И не переставал бороться и беззвучно кричать, пока его несли из душевой. Из раздевалки. По коридору. Царапался и отбивался, пока не был брошен на синие маты спортзала и не лишился дыхания.
Какое-то время он мог видеть лишь лампы на потолке, но, почувствовав себя прижатым к матам, снова начал борьбу. Оскалившись, он вонзил зубы в то, что было ближе всего к нему.
И в тот же миг оказался лежащим на животе, будучи придавлен огромной тяжестью.
– Рэт! Нет!!!
Имя запечатлелось в мозгу лишь условно. Голос королевы – и того слабее. Джон пребывал в запредельной ярости, сгорая в неконтролируемом приступе, размахивая руками.
– Ты делаешь ему больно!
– Отойди, Бет! – прогремел в ушах Джона грубый голос короля, – Закончил, сынок? Или еще один раунд с зубенками?
Джон сопротивлялся, даже когда едва мог пошевелиться и силы иссякли.
– Рэт, пожалуйста, отпусти его…
– Это мои с ним дела, лилан. Я хочу, чтобы ты пошла в раздевалку и разобралась со второй частью этой головоломки. Того парня нужно отвезти к Хаверсу.
Прозвучало проклятие, после чего хлопнула дверь.
Голос Рэта пророкотал над самой головой Джона:
– Думаешь, колотя одного из тех парней, ты станешь мужчиной?
Джон напрягся под свинцовой тяжестью на спине, не заботясь о том, что это сам король. Лишь одно имело значение, одно лишь чувствовал он – ярость, несущуюся по венам.
– Думаешь, избив этого грубияна, ты войдешь в Братство? Так?
Джон стал сопротивляться еще сильнее. Но крепкая рука схватила его за загривок и впечатала в мат.
– Мне не нужны головорезы. Нужны солдаты. Знаешь, в чем разница? Солдаты думают.
На шею надавили еще сильнее, глаза Джона чуть не вылезли из орбит.
– Ду-ма-ют…
Вдруг его отпустили, и Джон тяжело задышал, – воздух просачивался через рот и прокатывался по горлу.
Дышать. Дышать.
– Вставай.
«Пошел ты», – подумал Джон. Но все же уперся руками в маты. Увы, его дурацкое тельце словно приковали цепями. Он не мог подняться.
– Вставай.
«Пошел ты».
– Что ты сказал?!
Джона подхватили под мышки, и он оказался лицом к лицу с королем. Который был взбешен не на шутку.
Страх пронзил Джона: он осознал, что утратил всякую связь с реальностью.
Рэт обнажил клыки, которые казались такими же длинными, как ноги Джона.
– Думаешь, раз ты не можешь говорить, я тебя не слышу?
Ноги Джона еще некоторое время подергались, затем он был отброшен. Колени подвели, и он снова повалился на мат.
Рэт с презрением посмотрел на него.
– Черт возьми, слава богу, что здесь нет Тора.
«Это нечестно», – хотел закричать Джон. Нечестно.
– Думаешь, это произвело бы на него приятное впечатление?
Джон рывком приподнялся с пола и, шатаясь, встал на ноги, сердито глядя на Рэта.
«Не произноси это имя, – безмолвно сказал он, – Не произноси».
Внезапно в его висках больно закололо. В голове он услышал голос Рэта, снова и снова произносящий: «Торман», «Торман»… Джон закрыл уши руками и попятился, спотыкаясь.
Рэт последовал за ним, подаваясь вперед, имя звучало все громче, пока не превратилось в крик, в безжалостную ритмичную песнь. Затем Джон увидел лицо Тормана, как если бы тот стоял перед ним. Темно-синие глаза. Короткая стрижка под военного. Суровые черты.
Джон открыл рот и закричал. Без единого звука он продолжал кричать, пока не перешел на рыдания. Боль сжимала сердце, и, тоскуя по единственному отцу, которого он знал, Джон прикрыл глаза руками и сгорбился, затем обхватил себя за плечи и заплакал.
Когда он наконец сдался, все исчезло. Его мысли успокоились. Видение пропало.
Крепкие руки обхватили его.
Джон опять закричал, но уже не от злости, а от нестерпимой боли. Не имея возможности вырваться, он вцепился в огромные плечи Рэта. Он хотел одного – чтобы прекратилась боль… Хотел, чтобы ноющее чувство в груди, которое он пытался похоронить глубоко внутри себя, ушло. Его переполняли эмоции, вспомнились все потери и трагические стечения обстоятельств. Внутри его – одни синяки.