Она остановилась на более свободном пространстве, склонив голову немного набок и лукаво улыбаясь уголками губ:

— Вы хотите что-то мне сказать?

Это повергло мое тело в нервную дрожь, я чувствовал теплую волну, прокатившуюся по лицу:

— Почему вы так бежите? Давайте поговорим.

— Прямо здесь?

Она захохотала, но негромко. Я тоже неопределенно усмехнулся, осознав глупость своего положения. Но она взяла мою ладонь и погладила кончики моих пальцев:

— У вас такие нежные руки. Они созданы для игры на скрипке... Скажите, меня действительно это всегда интересовало, почему вы так часто говорите стихами?

— Это побочный эффект измененной психики. Те строфы, которые обычный человек способен сочинить в течение часов, в нашем сознании рождаются как бы сами собой.

— И что же родилось в вашем сознании сейчас?

С минуту я рассматривал ее лицо, и мне подумалось, что именно такой должна была быть Ева, первая женщина рая:

Так пошло от Адама и Евы,

И так будет уже до конца...

У любви оголенные нервы,

Утонувшие в счастье сердца.

И не в силах друг с другом расстаться,

Разомкнуть, разорвать, убежать...

Обреченные вечно скитаться,

Обреченные вечно страдать.

На едином дыханьи, на едином порыве,

Соткан край пониманья и мы звенья в том мире.

Бесконечна цепочка вместе связанных судеб.

Там нельзя ставить точку. Там все было и будет.

Разделены жестоким пространством,

Мы приходим друг к другу во сне.

И как хочется вечно остаться

В той прошедшей, короткой весне.

Только жаль, неподвластны мечтаньям

Матерьяльные наши тела...

Так устроена суть мирозданья,

Что дорога назад умерла.

На едином порыве, на едином стремленьи

В крае наших мечтаний заколдовано время.

Бесконечна цепочка — в ней события и люди.

Там нельзя ставить точку, там все было и будет.

Ирен, может быть, и не поверила, что это действительно импровизация, но она вдруг приблизилась ко мне и хотела поцеловать меня в щеку, но я в последний момент повернул голову, и наши губы встретились. Ирен не ожидала этого и на мгновение мы застыли, касаясь друг друга, но вот она отпрянула в сторону темного проема между небоскребов из контейнеров:

— Возвращайся. Может быть, я буду тебя ждать...

— Мистер! Эй, мистер, очнитесь! — веселый голос Кима заставил меня вздрогнуть. Грезы вспыхнули и погасли. — Вас вызывает полицейское управление системы Барнарда!

* * *

До сих пор все шло как по маслу. Мы без проблем и на удивление легко миновали кольца Проксимы, хотя обычно в это время там настоящие заторы на трассе. И надо же, что именно теперь что-то заставило обратиться к нам за помощью полицейское управление. Чертыхнувшись досадно, я включил монитор:

— Линкор номер ноль сорок девять на связи.

Полицейский оказался в чалме. Он имел мужественный вид, но испуг то и дело прорывался наружу в мимике лица и в дрожании голоса — у него, наверное, пересохло в горле. Впрочем, волнению имелись причины. Еще будучи на Земле, я слышал эфирные вопли поборников гуманизма, когда в Гааге шайка Осман-хана взорвала торговый центр. Это была, в общем-то, действительно тупая, кровавая акция, мотив которой так и остался для меня неясным. Но факт остается фактом. Из рассказа полицейского я понял, что большой отряд боевиков этой организации захватил крупную военную базу около планеты Аль-Анава. Правительственные силы при поддержке единственного нашего корвета и собственного эсминца подбили один транспортник мятежников, но два других, груженных оружием и продовольствием, улепетывают прочь из системы. В то же время часть бунтовщиков оказалась блокированной внутри самой базы. Корвет экспедиционного корпуса совершенно разбит и не может преследовать беглецов. Полицейский же эсминец привязан к базе и не может уйти, дабы не сбежали осажденные террористы.

— Вы что, хотите, чтобы мы вам помогли? — задал я, признаться, довольно глупый вопрос, дураку ясно, что в противном случае со мной на связь не вышли бы.

Полицейский промолчал.

— Но мы же не воюем с людьми... — добавил я почему-то неуверенным тоном.

— На карту поставлена судьба государственности исламской республики Аль-Анава. Если к власти придут оголтелые исламисты — это не понравится ни соседям, ни ООН, ни, тем более, экспедиционному корпусу.

Озадаченный, я повернулся к мониторам, чтобы спросить мнение остальных офицеров. Козер и Рысь ответили, мол, мы как ты, командир. Скорпион же угрюмо посоветовал послать всех подальше и не лезть в чужие дела. Однако я действительно понимал, что не вмешайся мы сейчас, дело может обернуться локальной войной. Нас начнут обвинять неизвестно в чем...

— Хорошо, мы придержим мятежников на базе, — обратился я к полицейскому, — а ваш эсминец тем временем догонит транспорты и разберется с ними.

До цели налета было полчаса ходу. Мы отправились туда на двух наших канонерках. Поскольку Скорпион огрызался мне, крайне не одобряя, по его словам, "маразматическую затею командира", я следовал в экипаже Рыси. Настроение у меня было не то, чтобы очень уж паршивое — к хамству Скорпиона я давно привык, но смутное чувство ожидающей меня утраты глодало душу.