– И про них тоже. Но в основном словесная свистуха.

– Ладно.

– Прости, солнце, уже должен бежать. Через полчаса надо сидеть в гримерке пудрить нос. Скоро эфир. Хочешь, смотри меня на Первом канале, не хочешь – тем лучше. Сегодня по сценарию я буду совсем уж махровым монстром. Ты меня не узнаешь.

– Ладно.

Y чмокает меня в лоб, на бегу бросает: «Поешь – все в кухне на столе. Вечером позвоню!» – и затворяет дверь. Я остаюсь одна.

Y привирает, что вчера я выглядела сумасшедшей. Я преувеличиваю, говоря, что почти ничего не помню.

То, что мне нужно, я отлично помню.

Уже несколько месяцев подряд я бьюсь головой о стену. Уже несколько месяцев подряд я вот-вот сдамся: снова вернусь на работу в офис. Периоды просветления и уверенности в том, что все в конечном счете будет хорошо, сменяются черной хандрой: я бездарь и все сложно. В моей пафосно воспетой свободной и медленной жизни плюсы есть, но они незначительны. Все-таки гораздо больше сожаления и растерянности. И страха. И неуверенности. Недавно мне звонил отец и обеспокоенным голосом просил, чем я занимаюсь все это время.

– Гуляю по городу, изучаю Киев, пишу заметки, пап.

– И все?

– Все.

– А на работу когда пойдешь?

– Ну, это и есть моя работа.

– Не дури. Заниматься надо чем-то нормальным, доця, радость моя. Деньги зарабатывать. Как же ты без денег?…

Я промолчала.

– И что это за работа такая – шляться по Киеву и писать заметки? – наседал всполошенный отец. – Я знаю, что ты этого хотела, знаю, знаю. Но что же дальше?… Я понимаю, там, например, на заводе работать – утром пришел, включил автомат и наблюдаешь, как готовые болванки катятся вниз на конвейерную ленту. Я это понимаю, ведь можно увидеть и пощупать результат своего труда – латунную болванку. А что это за работа такая – писать о Киеве?… Где результат труда?… Синий от холода нос и кашель?… Промокшие ноги? Этого я не понимаю, доця, радость моя. Не понимаю. Может, ты передумаешь?…

Честно говоря, отец не понимал, чем именно я занималась, и когда я работала в агентствах. Долгое время он даже слово «пиар» не мог запомнить. Рекламу знал, а вот с «пиаром» складывалось. Я даже оставила попытки объяснить ему, что это такое и зачем оно нужно. Но затем он постепенно привык, видя, что деятельность мне кое-какие заработки приносит (и неплохие, кстати, повыше его заводской зарплаты), и перестал беспокоиться. Сейчас вот вновь всполошился, считая, что на меня нашла очередная блажь.

– Я бы на твоем месте бегом на работу вернулся, бегом без раздумий, – заключил отец взволнованно.

Я не стала с ним спорить и упрекать в старомодности взглядов. Не стала напоминать наш старый разговор о моем желании писать книги и повторять, что для меня нынешняя попытка самостоятельного плавания очень важна. Всего это я делать не стала. Ведь сейчас была существенная разница – моя прежняя уверенность в правильности шагов и решений сильно поколебалась, и я сама сомневалась в том, потяну ли все то, что задумала. Эти сомнения и есть та стена, о которую я бьюсь головой. Они, сомнения, предательски подтачивают меня изнутри, словно нашептывают: «Сдайся. Все равно проиграешь – ставки слишком велики. Так что сдавайся».

О том, что я деградирую, заявила мне недавно и Кира, нанеся удар ниже пояса. Выглядело все очень непринужденно и по-дружески:

– Ну как тебе твой новый знакомый, д-дорогая?… У вас с ним серьезно?

Я стала юлить, ведь сама не знаю, серьезно ли у нас с Y, да и территория эта пока для меня слишком трепетна, чтобы посвящать в нее других, даже Киру.

– У нас вот с Романом все разладилось, если можно так сказать. Он снова признался в ч-чувствах и позвал замуж, но я сказала, что никогда этому не бывать – мы с разных планет и баста. Похоже, он обиделся…

Откровенности за откровенность не получилось – в ответ я промолчала. Но подруга настойчиво требовала ответов и смотрела на меня очень пристально. Так ничего от меня и не добившись, она сменила тему, но я видела, что внутри она что-то затаила. На это можно было бы не обратить внимания и забыть, если бы в очередной просьбе, уже четвертой на неделе, когда Кира попросила меня посидеть с Егором, ссылаясь на то, что у Романа выходной, я вынуждена была отказать. Три предыдущих вечера сидела, но на четвертый не смогла – именно в тот день Y сообщил, что ему срочно нужно меня увидеть.

– Ну и ид-ди давай, иди, конечно, к этому своему Игреку, как там его. Поклоннику, о котором не сметь спрашивать. Иди, к-кто тебе не дает?… Обойдемся как-нибудь, правда, сынок?… – обиженно сказала Кира. – Когда ей плохо, так Кира, Кирушка, дорогая, а когда мне нужна помощь, так фиг тебе, Кира, – накося выкуси!.. Странно, чем это вы там так сильно заняты с ним? Чем это т-ты вообще в последнее время так сильно занята, дорогая?… Чем? Ты же целыми днями болтаешься без толку и только зря мараешь бумагу, и времени у тебя, все знают, вагон. Так нет же, она, видите ли, занята! Чем же таким в-важным занята? Все мы знаем, что ничем. С такими темпами проседания с тобой скоро разговаривать будет неинтересно и не о чем, понимаешь ты это или нет?…