Остальные спутники уже прошли внутрь вслед за Актрисой, что вела их своим силуэтом, даже в темноте играющим с воображением своими алыми контурами.

Когда глаза привыкли к темноте, развеяв черный, аж до темно-синего оттенка, полог, стали видны очертания стен, колонн и другой черноты, что таилась вне поля зрения, скрывая другие секреты.

– Кажется, я нашел спички, – раздался голос Врача. Он звучал отовсюду – от каждой колонны, от потолка, невидимого в темной дали, некоторые нотки звучали даже из прохода, будто они решили вернуться без него.

– Так давай же их скорее, – подначивал его столь же невидимый Писатель.

Теплая рука прикоснулась к плечу Актрисы, заставив ее вздрогнуть и обернуться, но только лишь для того, чтобы увидеть лишь пятно пепельно-черного лица, которое могло быть кем угодно.

– Вы позволите? – прозвучал голос Писателя, тихо, только для нее.

Скрипнула маленькая дверца в руках Актрисы и, не смея сопротивляться чиркающему звуку, огонек в руках мужчины с голосом Писателя соскочил с деревянной палочки на застывший, черный фитиль.

2.

Четыре квадратных оконца с огнем позади совсем не разгоняли темноту, а лишь создавали внутри нее маленькую зону, с намеком на тепло и безопасность. В самом центре этого пятна плыла Актриса, ее платье отражало свет с таким неуловимым эффектом, что казалось, будто это она излучает оранжево-красное свечение.

Рядом, словно неуверенный мотылек, держась на самом краю ореола, шел Писатель. А остальные члены группы уже успели разойтись по темным углам, и теперь приближались к приковавшему внимание фонарю.

– Здесь где-то должен включаться свет, – предположил Сержант, заслонив собой добрую половину маленького солнца.

– Да, нам нужно пройти вдоль стен, поискать что-то вроде выключателя, – как эхо тут же отозвался Писатель.

Траектория движения оранжевого круга на полу изменилась в сторону дверей, превратившихся в ручной электрофонарь – тусклый свет ламп из предыдущей комнаты пробивался сквозь них ленивым лучом.

В свете квадратных прорезей клубящаяся темнота таяла, подобно туману, обнажая стены помещения. Не оставалось ни малейшего намека на то, что группа людей попала в некое подобие особняка, но, с неизвестной чудовищной целью, переоформленного в подобие тюрьмы. На стенах еще оставались огромные картинные рамы, пустые и оттого отвратительные в своей ущербности, между картинами виднелись резные узоры на стенах, но уже порядком облупившиеся, да так, что на них не хотелось задерживать внимание.

Пока спутники проводили свою экскурсию, Врач направился в сторону самого черного облака. Он старался не подходить к зоне освещенности, отчего его глаза были привычны к свету на весьма комфортном для зрения уровне. Слева он видел стойку, высотой ему по грудь, достаточно длинную – десять шагов от начала и до конца. Справа – пара диванов друг напротив друга, разделенных лишь низким журнальным столиком из неизвестного материала.

Врач уже перестал слышать голоса людей за спиной, они были вытеснены чудовищной силы напором давящего звона, который поглощал все вокруг. Даже видеть стало труднее, все больше разноцветных пятен портило обзор, как разводы бензина на воде.

Где-то вдали раздался возглас, но такой неяркий и призрачный – как если бы Врач находился под водой.

И через секунды тысяча солнц взорвалась над головой.

Потом, Врач мог поклясться, что в этот момент он даже услышал сильнейший взрыв. Свет появился внезапно, белоснежный, настолько чистый и сильный, что темнота даже не успела попрятаться в тени столов, диванов и колонн. Врач ослеп, глаза слезились, а веки дергались от боли.

Над головой мерцала огромная хрустальная звезда, сверхновая, из двадцати пылающих неимоверно сильным электрическим светом лучей.

1.

Сержант зажмурил глаза. Это было несвоевременно, свет успел поразить его раздраженную сетчатку, дрожь в руках усилилась, к ней также добавились озноб и прохладное недомогание. Сержант готов был отдать все, что угодно за возможность узнать, что с ним происходит и как это прекратить.

Выждав несколько секунд, он открыл глаза, уставившись в пол. Пол был теплого кремового цвета, не ярким, но к такому мощному освещению глаза привыкли не сразу, отчего любые цвета казались болезненно резкими и яркими. Когда комната предстала перед Сержантом во всей своей красе, в цветах, верных и неискаженных предательскими тенями, даже он удивился, в насколько роскошных апартаментах они все оказались.

Огромная люстра сияла подобно радуге, которая сконцентрировалась в каждом стеклянном камешке, коих были тысячи, и все они отражали и преломляли сильнейшие лучи двадцати ламп. Высокий потолок обрушивался на группу, а точкой удара должны была быть эта громадная люстра.

Остальное убранство также говорило о принадлежности помещения к какому-нибудь особняку или даже замку. Резные рамы, оказавшись рассекреченными, уже не пугали своей стариной, наоборот, приковывали внимание, заставляли задуматься о произошедшем путешествии в прошлое. Да, они были пусты, как порталы в другие миры, но эта пустота смотрелась подобно отдельным произведениям искусства, инсталляции в пределах одного зала.