Фотограф не была уверена, что слышит все слова именно так, как они должны были звучать – они собирались комками в единые, совсем неразличимые звуки, лишь отдаленно напоминавшими раздельную речь.

Она открыла дверь и услышала лишь несколько последних фраз, что-то о сексе… Это показалось ей забавным и, выждав несколько секунд, она вошла в комнату.

– Знаешь, если бы не выражение твоего лица, я бы решила, что все это представление только для того, чтобы заманить меня в комнату, – съехидничала Фотограф, глядя, как Писатель поднимается из своего лежачего положения.

– Какое представление? – спросил Писатель, жестом приглашая ее сесть рядом.

Его кровать была мягче, во всяком случае, так ей казалось, по остаточным воспоминаниям от момента, когда она сегодня (или уже вчера?), проснулась.

Они смотрели друг другу в глаза, боялись обронить лишнее слово и нарушить эту тишину, создать неловкость. А молчание все затягивалось петлей-удавкой, их глаза дрожали, бегали взглядом от одного зрачка к другому, словно хотели уловить мысли.

В руках у Писателя щелкнуло, да так неожиданно, что Фотограф вздрогнула. И пока еще мурашки не перестали бежать по ее коже, Писатель поднял руку с диктофоном и произнес:

– Когда она вошла, то почувствовала легковоспламеняющееся желание, которое неотвратимо захватывало волю, подобно приказу, который не подразумевает отрицательного ответа. Желание забыть обо всем, что их связывало, и просто поцеловать его губы, как когда-то…

Писатель улыбнулся, повторно нажав на кнопку аппарата. Что-то в его голосе было гипнотическое, будто этот диктофон писал летопись их группы, или, может быть, только их двоих.

Она приблизилась к нему, почувствовала запах кожи и волос, но он совсем не отталкивал, и, стоило ей закрыть глаза, почувствовала вкус жестких губ.

6.

Клерк заглянул в дверь одного из своих спутников. Почему-то он сразу догадался, что она принадлежит Писателю. Так же, как и в его собственной – все окружение подчеркивало черными линиями одиночество и замкнутость.

Лампа на тумбочке неровно дышала, заполняя лишь часть комнаты мерцающим светом.

Писатель и Фотограф смотрели на него.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Писатель.

– Я просто немного отлучился от группы, – автоматически начал оправдываться Клерк. Он не мог понять, откуда эта покорность, ведь всех выбросили просто в идеальные условия для того, чтобы скрыть личность.

Как ни прискорбно, невозможно держать все под контролем, мы так и лезем наружу из собственной черепной коробки, вместе со всеми комплексами и слабостью, а любая маска – не больше, чем простыня в кинотеатре. А ты – киномеханик, смотришь на себя лишь через крохотное смотровое окно.

Писатель посмотрел на Клерка злобным взглядом, взглядом человека, которого только что обворовали. Клерк потупил взгляд и пропустил Фотографа, когда она прошла мимо. Краем глаза он заметил, что она обернулась и с полуулыбкой проводила взглядом Писателя.

«Как же это произошло? Мы все, возможно, на грани жизни и смерти, а он…» – думал Клерк, смотря, как Писатель встает, поправляет одежду.

– Не нужно меня преследовать! – жестко отрезал Писатель. – Я не спасал тебя. Кто-нибудь другой все равно бы открыл дверь, поэтому ты мне ничего не должен.

Клерк не сразу понял, о чем говорит его собеседник. Когда до него дошло, он почувствовал себя оскорбленным такими словами – он просто надеялся подружиться с Писателем, ведь тот был совсем не таким, как остальные члены группы. Не такой озлобленный и помешанный на исполняемости приказов, как Сержант, не такой нелюдимый, как Врач… Про отношения с местными дамами Клерку даже не хотелось думать.

1.

Сержант стоял у входа в зал и ждал, когда вернется Врач. Он нашел какую-то щель в стене, но она была недостаточного размера, чтобы крупный Сержант мог хотя бы попытаться пролезть в нее.

– Да что же он так долго?! – Сержанта трясло. Он не понимал, что происходит – его тело бил озноб, а руки тряслись, словно листья на ветру, что становилось скрывать все сложнее.

Для него самого было тайной, что же такое с ним происходит. Он не хотел спрашивать у других спутников, не испытывают ли они чего-то подобного, вдруг все они находятся под действием каких-то препаратов? Но он не хотел, чтобы другие узнали о том, что он – Сержант – главный член команды, может дать слабину. Даже если все больны, Сержант собирался скрывать это до последнего.

Врач вынырнул из проема в стене, будто из водной глади посреди ночи. Сначала из темноты провала показалась рука в уже давно не белом, а серо-черном халате, следом, с натужными звуками и едва различимыми словами – голова Врача.

– Это еще одна комната! – выпалил он, еще даже не успев вынырнуть из провала.

– Что?! – практически одновременно проскандировали Сержант, Актриса и вернувшаяся Фотограф.

Врач вылез и начал бесполезно отряхивать одежду.

– Там, за проемом, коридор, почти один в один такой же, как и в другом крыле, с нашими комнатами. Но он короткий – и в конце одна-единственная дверь.