– Да, конечно.

– Кажется, я тебе говорила, что одна из программ предусматривает выплаты вновь прибывшим иммигрантам в течение первых шести месяцев по десять долларов на человека ежемесячно для покупки кошерного мяса.

– Да. Ты мне рассказывала. Ну и что?

– Конечно это не ахти какие деньги. Но семье, где взрослые еще не взяли языка, не определились с работой, – это какое-то подспорье.

– Согласен, но к чему ты мне сейчас об этом напоминаешь?

– Сегодня к нам пришло письмо, в котором написано: “Мой брат Лазарь Ганапольский не нуждается в ваших выплатах на кошерное мясо, так как в этой семье едят сало”. Я просто опешила и хотела порвать эту писанину.

– И правильно бы сделала.

– Но я на службе и не имею права утаивать от начальства какую-либо информацию. Пришлось скрепя сердце передать бумагу руководству. И вот целый день ужасное настроение. Я все время думаю: откуда берутся такие люди? Чем они занимались там в России? Были платными осведомителями КГБ, авторами анонимных доносов или верными коммунистами, принципиальными, как железный Феликс? Но каким гнусным нужно все-таки быть, чтобы такое написать о только что приехавшем брате!

– А может быть, братья просто крупно поссорились и это месть обиженного?

– Тогда это гнусность вдвойне!

– Ладно. С этим типом все ясно. Горбатого могила исправит. Но интересно, какое решение примет твое начальство?

На другой день женщина, которая все еще не могла успокоиться, зашла в кабинет шефа.

– Что вы решили по вчерашнему письму?

– Пригласите ко мне его автора через неделю. Хочу побеседовать с ним. А пока получите о нём как можно больше информации.

Через неделю в кабинете шефа в сопровождении сотрудницы появился автор письма. Это был хорошо выбритый, упитанный, самоуверенный мужчина, который тотчас полуразвалился в кресле. Шеф попросил остаться в кабинете и свою сотрудницу.

– Спасибо за сигнал, – обратился к посетителю шеф. – Мы его получили.

Сотрудница с удивлением посмотрела на шефа.

– Однако по роду своей деятельности я обязан ознакомиться с мотивами, которые толкнули вас на написание письма: вы в ссоре с братом или дали информацию о нем из принципиальных соображений?

– Конечно из принципиальных. Принципиальности меня учили там, – он сделал жест рукой, – и от нее я никогда не отступлюсь.

– Похвально.

Сотрудница продолжала смотреть на шефа с удивлением.

– Ведь вы там были коммунистом? Наверное, отсюда и ваша принципиальность?

– Да. Я этого не скрываю. А деньги на кошерное мясо имеют право получать только религиозные люди. Это мой принцип.

– Спасибо, рад это слышать.

Посетитель самодовольно улыбнулся.

Сотрудница ужаснулась. Ее удивление сменилось негодованием. “Как шеф может благодарить доносчика? Я больше не могу с ним работать! Завтра же подам заявление об увольнении,” – подумала она.

– Сами вы как бывший член партии, наверное, не соблюдаете обычаев и не придерживаетесь кошерности?

– Разумеется. Все это пережитки.

– Тогда скажите, как это согласуется с тем, что вы сами три года назад получали деньги на кошерное мясо? Вот у меня ваше заявление с просьбой об этом и документы, подтверждающие их получение.

Лицо посетителя начало терять самоуверенность.

– Вы только что много говорили о принципиальности. Она исключает двойные стандарты. Руководствуясь этим, я подойду к разрешению сложившейся ситуации. Здесь возможны только два решения. Первое: вы отзываете свое письмо, и мы продолжаем выплаты вашему брату. Второе: вы настаиваете, чтобы мы дали ход письму. Тогда мы прекращаем выплаты вашему брату, но одновременно востребуем с вас все суммы, выплаченные вам как за кошерное мясо, так и полученные вами к еврейским религиозным праздникам за все время вашего пребывают в США. Эти деньги вы вернете добровольно или мы взыщем их через суд.

От самоуверенности посетителя не осталось и следа.

– Время, отведенное на беседу с вами, истекло. Пройдите в кабинет моей сотрудницы, подумайте и сообщите ей свое решение.

Через какое-то время сотрудница возвратилась в кабинет шефа радостной.

– Он отозвал письмо.

– Я не сомневался, что так произойдет. В беседе с ним, как вам было понятно, я несколько преувеличил наши возможности воздействия на него. Но этого негодяя следовало проучить.

– Спасибо вам! Мне теперь легче дышится.