– У меня ничего нет. Разве не понятно, что у хозяйки такой развалюхи ничего не может быть.

Солдат или ничего не понял, или не хотел понимать. Он отворил ворота хлева и был разочарован. Хлев был пуст. Ещё в прошлом году забрали кормилицу – козу, которую долго оплакивала Арина. Разозлённый неудачей солдат направился к курятнику.

“Как хорошо, что я упрятала Хохлатку,” – подумала Арина. Она сделала это еще утром, когда солдаты в очередной раз нагрянули в их деревню. В курятнике солдата также ждало разочарование. Он уже собирался уходить, когда Хохлатка, разбуженная скрипом отворяемой двери, начала копошиться в углу, заваленном соломой, а затем вылезла и доверчиво пошла навстречу солдату. Она привыкла, что вслед за привычным скрипом двери появляется хозяйка, которая непременно приносит какое-нибудь скромное угощение. Обрадованный солдат схватил Хохлатку и крепко сжал. Непривычная к столь грубому обращению, курица возмущённо заквохтала, норовя клюнуть солдата. Тогда он сжал рукой её ноги и вниз головой вытащил из курятника. Увидев это, Арина в отчаянии бросилась к солдату; плача, она просила оставить ей курицу, говорила, что это единственное, что у неё есть, умоляла, почти валялась в ногах.

“Что хочет эта глупая, старая женщина? Как она не понимает, что я победитель. Что я могу делать на этой земле все, что хочу. И раз я голоден, я обязательно заберу эту птицу”.

Меж тем Хохлатка, раскрыв крылья, дёргалась и рвалась изо всех сил.

Это рассердило солдата. Он размахнулся и ударил курицу о бревно. Тело Хохлатки сразу обмякло. Она перестала дёргаться.

Не в силах видеть это, Арина закрыла лицо руками. Так она простояла некоторое время, а потом медленно пошла к курятнику. В нём было зловеще тихо. Ещё совсем недавно здесь была Хохлатка, не только её кормилица, но и её подруга, собеседница – в общем, единственное живое существо, которое оставалось рядом с ней, доживающей свой век старухой. Ещё вчера она привычно угощала Хохлатку прямо с руки, а та аккуратно склёвывала нехитрое лакомство. Ещё вчера она гладила золотисто-серебристые перья на её спине, рассказывая ей о своих хворобах, о бедах одинокой старости. И вот теперь она ее лишилась! Как пережить это горе...

Пошарив в соломе, в привычном месте она нашла яйцо. Одно, небольшое, последний подарок Хохлатки. Арина осторожно отнесла его домой и закутала в тёплое тряпьё. “Сейчас не ко времени, но вдруг удастся сохранить его и вылупится цыпленочек, а потом вырастет новая Хохлатка”. Как ей хотелось верить в это!..

Арина не могла успокоиться, не могла вечером заснуть. Корила себя за то, что не ударила этого наглого рыжего лопатой по голове. “Я всё равно долго не проживу, а так может быть стало одним супостатом меньше,” – думала она. Эта мысль не давала покоя.

Ночью, когда стихли громкие голоса подвыпивших солдат, Арина прихватив бутылку с керосином, заткнутую бумажной пробкой, поплелась к дому, где они заночевали. Убедившись, что рядом никого нет, она полила приступок входной двери керосином и со словами: “Это вам за Хохлатку, это вам за всё!” – чиркнула спичкой. Пламя мгновенно заиграло на сухом дереве.

Арина не успела уйти далеко, как к ней подбежали двое полицаев.

– Ты что здесь в такой час делаешь, старая? Что это за бутылка? – спросил один из них, увидев бутылку, которую не успела спрятать Арина.

– Давай сюда! Понятно, – сказал он, понюхав, – ясно, кто устроил поджог! Ну ты за это получишь...!

И они потащили за собой упирающуюся Арину.

На другой день в деревню прибыл для расследования случившегося офицер “СС”. Ему рассказали о произошедшем.

– Сколько солдат пострадало?

– Ребята хорошо погуляли и были сильно на взводе. Трое, видимо самых пьяных погибли, пятеро получили сильные ожоги.

– Мерзавцы! Дисциплина совсем расшаталась! Вызвать ко мне их командира! Он за это ответит! А сейчас я хочу допросить партизана. Мне сообщали, что поджигатель задержан.

– Партизана нет.

– Как это нет?!

– Это не партизан. Это старуха.

– Старуха???

– Да, старуха. И очень древняя. Едва ходит.

Офицер был поражен: “Если старуха совершает такое, то как нам победить этот народ? Война так затянулась, ей не видно конца. Наверное, я ещё не скоро увижу свою Гретхен”...

– Что делать со старухой? – прервал его размышления вопрос.

– Как обычно, что делают с поджигателями...

Когда Арину, окружённую солдатами, куда-то повели, она понимала, что это последние минуты её жизни. Жалела ли она о том, что жизнь кончается?

“Днём раньше, днем позже, – думала она. – Всё равно совсем близка голодная смерть. А так я сгубила хоть сколь ни есть ворогов, пришедших, чтобы нести людям горе. Жаль только что без меня пропадёт последнее яичко Хохлатки”.

В самую последнюю минуту она успела прокричать: “Это вам за Хохлатку, это вам за...''

Присутствующий офицер спросил полицая о том, что прокричала старуха.

– Она прокричала о какой-то Хохлатке. Совсем с ума сошла!

ВЫ ЖЕ НЕ ФАШИСТ...

Получив приказ, майор Смирнов тотчас выехал к месту нового назначения. Путь был довольно долгий – из Кенигсберга в Баварию. Всё по дороге носило следы только что закончившейся войны. Сравнивая увиденные разрушения с теми, что Смирнову довелось повидать на Брянщине и на Украине, его не покидала мысль: “Мало немцам досталось. Им бы наше горе: мало, мало им...”

К вечеру уставший водитель попросил об отдыхе. Вскоре они въехали в маленький городок, стоящий на берегу неширокой извилистой реки, где-то впадающей в Одер. На крохотной площади, куда сходилось несколько улиц, высилась уцелевшая кирха с забитой досками входной дверью.