восеки вскидывали на плечо свои топоры и расходились по домам, предвкушая, как весь долгий вечер они будут греться у яркого огня, для которого сами заготовили топ¬ ливо. При виде саней они останавливались, снимали шап¬ ки, здороваясь с Мармадьюком, и дружески кивали Ри¬ чарду. Как только путешественники проезжали, во всех домах задергивались занавески, скрывая от зимней ночи уютные комнаты с весело пылающими каминами. Сани быстро свернули в распахнутые ворота «дворца», и, когда Элизабет увидела в дальнем конце безлиственной аллеи из молодых тополей унылые каменные стены отцов- ского дома, ей показалось, что дивный вид, открывшийся ей с горы, был лишь мимолетным сном. Мармадьюк еще на¬ столько сохранял свои квакерские привычки, что не любил бубенчиков на упряжи, но от саней мчавшегося позади мистера Джонса несся такой трезвон, что через мгновение в доме поднялась радостная суматоха. На каменной площадке, слишком маленькой по срав¬ нению со всем зданием, Ричард и Хайрем воздвигли четы¬ ре деревянные колонны, которые поддерживали пор¬ тик — так мистер Джонс окрестил весьма невзрачное крыльцо с кровлей из дранки. К нему вели пять каменных ступеней, уложенных в такой спешке, что морозы уже успели сдвинуть их с предназначенного для них места. Но неприятные последствия холодного климата и небрежно¬ сти строителей этим не ограничивались: каменная площад¬ ка осела вместе со ступеньками, и в результате деревян¬ ные колонны повисли в воздухе — между их нижними концами и каменными основаниями, на которые они преж¬ де опирались, появился просвет в целый фут. По счастью, плотник, осуществлявший величественные замыслы зод¬ чих, так прочно прибил крышу этого классического пор¬ тика к стене дома, что она, по вышеуказанной причине ли¬ шившись поддержки колонн, в свою очередь, сама смогла поддержать эти колонны. Однако столь досадный пробел в колоннаде Ричарда, как часто бывает, возник, казалось, только для того, чтобы доказать необыкновенную изобретательность ее творца. На помощь снова пришли преимущества смешан¬ ного ордера, и появилось второе издание каменных основа¬ ний, как говорят книготорговцы — с добавлениями и улуч¬ шениями. Они, разумеется, стали больше и были в изоби¬ лии снабжены лепными завитушками. Но ступеньки 503

продолжали оседать, и к тому времени, когда Элизабет вернулась в отчий дом, под нижние концы колонн были вбиты плохо отесанные деревянпые клинья, дабы колонна- да не болталась и не оторвалась от крыши, для поддержки которой она первоначально предназначалась. Из большой двери на крыльцо выскочило несколько служанок, а за ними появился пожилой слуга. Последний был без шапки, но, судя по всему, ради торжественного случая облачился в парадное одеяние. Его наружность и наряд были настолько необычны, что заслуживают более подробного описания. Это был человек всего пяти футов рорта, коренастый, могучего телосложения — его плечи сделали бы честь любому гренадеру. Он казался даже ни¬ же, чем был на самом деле, благодаря привычке ходить сгорбившись: трудно сказать, откуда она у него.взялась,— разве оттого, что так было удобнее при ходьбе широко размахивать руками, что он постоянно и проделывал. Ли¬ цо у него было вытянутое, когда-то белая кожа давно уже стала багрово-красной; короткий курносый нос напоминал картошку; в широком рту сверкали прекрасные зубы, го¬ лубые глаза смотрели на все с глубоким презрением. Го¬ лова его составляла четверть всего его роста, а свисавшая с затылка косица достигала талии. На нем был кафтан из очень светлого сукна, с пуговицами величиной с долларо¬ вую монету, на которых были выбиты адмиралтейские якоря. Длинные, широкие полы кафтана спускались до са¬ мых лодыжек. Под кафтаном виднелись жилет и штаны из красного плюша, довольно потертые и засаленные. Ноги этого оригинала были облачены в башмаки с большими пряжками и полосатые, белые с синим, чулки. Он называл себя уроженцем графства Корнуэлл, что на Британских островах. Детство свое он провел в краю оло¬ вянных рудников, а годы отрочества.— юнгой на судне контрабандистов, плававшем между Фалмутом и островом Гернси. С этим ремеслом ему пришлось расстаться потому, что он не совсем по своей воле был завербован на службу в королевский флот. Так как никого лучше не, нашлось, он был сначала слугой в кают-компании, а затем стал стюар¬ дом капитана. Он исполнял эти обязанности несколько лет, и за это время научился готовить тушеную солонину с сухарями и луком и еще два-три морских блюда, а кроме того, повидал мир, — по крайней мере, так он любил утвер¬ ждать. На самом деле ему довелось побывать в одном-двух 504

французских портах, да еще в Портсмуте, Плимуте и Диле, а в остальном он был так же мало знаком с чужими землями и со своей родиной, как если бы все это время по¬ гонял осла на одном из корнуэллских оловянных рудников. Однако, когда в 1783 году война окончилась и его уволили со службы, он объявил, что, хорошо зная весь цивили¬ зованный мир, собирается теперь посетить дикие амери¬ канские дебри. Мы не станем следовать за ним в его не¬ долгих скитаниях, когда его увлекала та тяга к приклю¬ чениям, которая иной раз заставляет лондонского щеголя отправиться в дальний путь и оглушает его ревом Ниагар¬ ского водопада, прежде чем в его ушах успеет смолкнуть шум столичных улиц. Достаточно будет сказать, что еще задолго до того, как Элизабет уехала в пансион, он уже числился среди домочадцев Мармадьюка Темпла и благо¬ даря качествам, которые будут описаны в течение нашего дальнейшего повествования, скоро был возведен мистером Джонсом в сан дворецкого. Звали этого достойного моряка Бенджамен Пенгиллен, но он так часто рассказывал чу¬ десную историю о том, сколько времени ему довелось про¬ стоять у помпы, спасая свой корабль от гибели после одной из побед Роднея 1, что вскоре приобрел звучное прозвище «Бен Помпа». Рядом с Бенджаменом, но чуть выдвинувшись вперед, словпо оберегая достоинство занимаемой ею должности, стояла пожилая женщина. Пестрое коленкоровое платье никак не шло к ее высокой тощей нескладной фигуре, рез¬ ким чертам лица и его лисьему выражению. У нее не хва¬ тало многих зубов, а те, что еще сохранились, совсем по¬ желтели. От остренького носика по дряблой коже щек разбегались глубокие морщины. Эта особа столь усердно нюхала табак, что можно было бы подумать, будто именно он придал шафранный оттенок ее губам и подбородку; од¬ нако и вся ее физиономия была такого же цвета. Эта ста¬ рая дева командовала в доме Мармадьюка Темпла жен¬ ской прислугой, исполняла обязанности экономки и носила величественное имя Добродетель Петтибон. Элизабет виде¬ ла ее впервые в жизни, так как она появилась здесь уже после смерти миссис Темпл. Кроме этих важных персон, встречать хозяев вышли слуги попроще. Большей частью это были негры. Кто вы¬ годней Джордж (1717—1792) — английский адмирал, отличившийся во многих сражениях против французов и испанцев. 505

глядывал из парадной двери, кто бежал- от дальнего угла дома, где находился вход в кухню и кладовую. Но первыми саней достигли обитатели псарни Ричар¬ да, и воздух наполнился переливами самых разных собачь¬ их голосов, от басистого рыка волкодавов до капризного тявканья терьеров. Их господин отвечал на эти шумные приветствия столь же разнообразными «гав-гав» и «р-р-р», пока собаки, возможно пристыженные тем, что их пре¬ взошли, разом не смолкли. Только могучий мастиф, на чьем медном ошейнике были выгравированы большие бук¬ вы «М. Т.», не присоединился к общему хору. Не обращая внимания на суматоху, он величественно прошествовал к судье и, после того как тот ласково похлопал его по за¬ гривку, повернулся к Элизабет, которая, радостно вскрик¬ нув: «Воин!» —даже нагнулась и поцеловала его. Старый пес тоже узнал ее, и, когда она поднималась по обледене¬ лым ступенькам (отец и мосье Лекуа поддерживали ее под руки, чтобы он!а не поскользнулась), он грустно смотрел ей вслед, а едва дверь захлопнулась, улегся перед ближней конурой, словно решив, что теперь в доме появилась новая драгоценность, которую надо охранять особенно тща¬ тельно. Элизабет прошла за своим отцом, на мгновение за¬ державшимся', ятобы отдать одному из слуг какое-то рас¬ поряжение, в прихожую — большой зал, тускло освещен¬ ный двумя свечами в высоких старомодных подсвечниках. Дверь захлопнулась, и все общество разом перенеслось из морозного царства зимы в область знойного лета. В сере¬ дине зала выбилась огромная печь, и бока ее, казалось, колыхались от жара. Дымоход был выведен в потолок прямо над ней. На* печи помещался жестяной таз с во¬ дой, которая, испаряясь, поддерживала надлежащую влаж¬ ность воздуха. Зал был убран коврами, а стоявшая в нем мебель выглядела прочной и удобной — часть ее привезли из го¬ рода, а остальное изготовили темплтонские столяры. Бу¬ фет красного дерева, инкрустированный слоновой костью и снабженный огромными медными ручками, стонал под тяжестью серебряной посуды. Рядом с ним стояло не¬ сколько больших столов, изготовленных из дикой вишни, чья древесина по цвету напоминала дорогой заморский ма¬ териал буфета; они были сделаны очень просто и ничем не украшены. Напротив них располагался небольшой сто¬ 506

лик из горного клена; он был гораздо светлее, а волнистые волоконца на его крышке образовывали красивый естест¬ венный узор. За ним в углу стояли тяжелые старомодные часы с медным циферблатом, в узком высоком футляре из черного ореха с побережья океана. Вдоль одной из стен тянулась огромная кушетка или, вернее, диван, имевший в длину двадцать футов; он был покрыт чехлом из светлого ситца. У противоположной стены среди другой мебели бы¬ ли расставлены стулья, выкрашенные в светло-желтый цвет; по их спинкам змеились тонкие черные полоски, про¬ веденные довольно нетвердой рукой. На стене вдали от печки висел термометр в футляре из красного дерева, соединенный с барометром; каждые пол¬ часа, минута в минуту, Бенджамен приходил взглянуть, что показывает этот инструмент. Но обе стороны печи с потолка свисали две стеклянные люстры, находившиеся на равном расстоянии между ней и входными дверями, рас¬ положенными в обоих концах зала, а к косякам многочис¬ ленных боковых дверей, ведших во внутренние комнаты, были прикреплены золоченые канделябры. Эти косяки, а также притолоки были выполнены весь¬ ма затейливо, и над каждой дверью находился выступ с миниатюрным пьедесталом посредине. На пьедесталах бы¬ ли установлены маленькие гипсовые бюсты, .выкрашенные черной краской. И в форме пьедесталов, и в выборе бюстов сказывался вкус мистера Джонса. Над одной дверью кра¬ совался Гомер, необыкновенно на себя похожий, утвер¬ ждал Ричард, — «ведь с первого взгляда видно, что он слеп». Над другой виднелись голова и плечи гладколи- цего господина с остроконечной бородкой, которого он име¬ новал Шекспиром. Над третьей высилась урна — ее очер¬ тания, по мнению Ричарда, неопровержимо доказывали, что в ее оригинале хранился прах Ди-доны1. Четвертый бюст, вне всяких сомнений, был бюстом Франклина 2 — это доказывалось колпаком и очками. Пятый столь же очевид¬ но изображал исполненную спокойного благородства голо¬ ву Вашингтона. Шестой же определению не поддавался и, говоря словами Ричарда, был «портретом человека в ру¬ башке с расстегнутым воротом и с лавровым венком на го¬ 1 Д и д о н а — мифическая царица древнего города Карфагена. 2 Франклин Бенджамен (1706—1790) — американский политический деятель времен войны за независимость и крупный ученый. 507

лове. Моделью послужил не то Юлий Цезарь, не то доктор Фауст — и для того и для другого предположения сущест¬ вуют веские основания». Стены были оклеены свинцово-серыми английскими обоями, на. которых изображалась символическая фигура Британии, скорбно склоняющейся над гробницей генерала Вольфа Сам же герой располагался в некотором отдале¬ нии от рыдающей богини, у самого края полосы, так что его правая рука переходила на следующий кусок; когда Ричард собственноручно наклеивал обои, ему почему-то ни разу не удалось добиться точного совпадения линий, и Британии приходилось оплакивать не только своего пав¬ шего любимца, но и его бесчисленные зверски ампутиро¬ ванные правые руки. Тут сам хирург, совершивший эту противоестественную операцию, возвестил о своем присутствии в зале, громко щелкнув кнутом. — Эй, Бенджамен! Бен Помпа! Так-то ты встречаешь молодую хозяйку? — крикнул он. — Простите его, кузина Элизабет. Не каждому под силу устроить все в должном порядке, но теперь, когда я вернулся, досадных недоразу¬ мений больше не будет. Зажигайте люстры, мистер Пен- гиллен, зажигайте их поживей, чтобы мы могли наконец разглядеть друг друга. Ах да, Дьюк, я привез домой тво¬ его оленя, что. с ним делать, а? — Господи боже ты мой, сквайр, — начал Бенджамен, предварительно утерев рот тыльной стороной руки, — коли бы вы об этом распорядились пораньше, все было бы по ва¬ шему желанию. Я уже свистал всех наверх и начал разда¬ вать команде свечи, когда вы вошли в порт. Но чуть жен¬ щины заслышали ваши бубенцы, они все кинулись бежать, словно их боцман линьком оглаживает; а если и есть в до¬ ме человек, который может сладить с бабами, когда они сорвутся с якоря, то зовут его не Бенджамен Помпа. Но мисс Бетси не рассердится на старика из-за каких-то све¬ чей, или, значит, надевши длинное платье, она изменилась больше, чем корсарский бриг, который выдает себя за тор¬ говца. Элизабет и ее отец продолжали хранить молчание. Им обоим взгрустнулось, когда они вошли в зал: они 1 Вольф Джеймс (1727—1759) — английский генерал, уби¬ тый в Канаде во время войны между Англией и Францией. 508

Экономка почувствовала даже робость, когда были сняты плащ, шубка, сброшен большой капор и ее взгляду открылось прелестное личико...

вспомнили дорогую умершую, чье присутствие еще так не- давно согревало этот дом, в котором Элизабет успела про¬ жить год, перед тем как уехать в пансион. Но тут слуги наконец вспомнили, зачем в люстры и канделябры были вставлены свечи, и, спохватившись, бро¬ сились их зажигать; через минуту зал уже сиял огнями. Печальное настроение нашей героини и ее отца исчез¬ ло вместе с сумраком, окутывавшим зал, и новоприбыв¬ шие начали снимать тяжелые шубы и шапки. Пока они раздевались, Ричард обращался к слугам то с одним, то с другим замечанием и время от времени сооб¬ щал судье какое-нибудь свое соображение насчет оленя, однако весь этот монолог напоминал фортепьянный акком¬ панемент, который слышат, но не слушают, и поэтому мы не станем приводить здесь его слова. Как только Добродетель Петтибон зажгла отведенную ей порцию свечей, она не замедлила вновь подойти к Эли¬ забет, словно для того только, чтобы принять ее шубку, на самом же деле не без завистливой досады желая получше рассмотреть ту, которой предстояло принять от нее бразды правления в доме. Экономка почувствовала даже некото¬ рую робость, когда были сброшены плащ, шубка, теплые платки и чулки, снят большой черный капор и ее взгляду открылось личико, обрамленное блестящими черными, как вороново крыло, локонами; несмотря на нежную прелесть, оно свидетельствовало о твердом характере его обладатель¬ ницы. Лоб Элизабет был безупречно чист и бел, но эта бе¬ лизна не имела ничего общего-с бледностью, говорящей о меланхолии или дурном здоровье. Нос ее можно было бы назвать греческим, если бы не легкая горбинка, делавшая его красоту менее классической, но зато придававшая ему гордое благородство. Рот ее был прелестен и выразителен, но, казалось, не чужд легкого женского кокетства. Он усла¬ ждал не только слух, но и зрение. К тому же Элизабет была прекрасно сложена и довольно высока — это она уна¬ следовала от матери, так же как и цвет глаз, красиво изо¬ гнутые брови и длинные шелковистые ресницы, Но выра¬ жение лица у нее было отцовское: мягкое и привлекатель¬ ное в обычное время, лицо это в минуты гнева становилось строгим и даже суровым, хотя и не утрачивало своей кра¬ соты. От отца же она унаследовала некоторую вспыльчи¬ вость. Когда был снят последний платок, Элизабет предстала 510

перед экономкой во всей своей прелести: голубая бархат¬ ная амазонка выгодно обрисовывала изящные линии ее стройной фигуры, на щеках цвели розы, ставшие еще бо¬ лее алыми от тепла, чуть увлажненные прекрасные глаза сияли. Взглянув на эту озаренную блеском свечей красави¬ цу, Добродетель Петтибон почувствовала, что ее власти в доме пришел конец. Тем временем разделись и все остальные. Мармадьюк оказался одетым в скромную черную пару, мосье Лекуа — в кафтан табачного цвета, под которым виднелся вышитый камзол; штаны и чулки у него были шелковые, а на баш¬ маках красовались огромные пряжки —по общему мнению, украшавшие их алмазы были сделаны из стекла. На майоре Гартмане был небесно-голубой мундир с большими мед¬ ными пуговицами, парик с косицей и сапоги; а короткую фигуру мистера Ричарда Джонса облегал щегольской сюртук бутылочного цвета, застегнутый на его округлом брюшке, но открытый сверху, чтобы показать жилет из красного сукна и фланелевый жилет с отделкой из зеленого бархата; снизу из-под него выглядывали штаны из оленьей кожи и высокие белые сапоги со шпорами — одна из них слегка погнулась от его недавних усилий пришпорить та¬ бурет. Когда Элизабет сбросила верхнюю одежду, она внима¬ тельно оглядела не только слуг, но и зал, по которому она могла судить, как они относятся к своим обязанностям, — ведь теперь ей предстояло вести дом. Хотя в убранстве за¬ ла сквозило некоторое несоответствие, все здесь было до¬ бротным и чистым. Пол даже в самых темных углах был устлан коврами. Медные подсвечники, позолоченные кан¬ делябры и стеклянные люстры, быть может, не вполне отвечали требованиям вкуса и моды, но зато содержались в безупречном порядке. Они были отлично вычищены и ярко сверкали, отражая пламя бесчисленных свечей. После унылых декабрьских сумерек снаружи этот свет и тепло производили чарующее впечатление. Поэтому Элизабет не заметила кое-каких погрешностей, которые, надо признать¬ ся, там все-таки были, и смотрела вокруг себя с восхище¬ нием. Но вдруг ее взгляд остановился на человеке, который казался совсем чужим среди всех этих улыбающихся, на¬ рядно одетых людей, собравшихся, чтобы приветствовать молодую наследницу Темплтона. В углу возле парадной двери, никем не замечаемый, 511