Знаешь ли ты, как опасно вызвать подозрения се¬ ната? — Не тревожьтесь, отец. Я действую тайно и с боль¬ шой осторожностью. Мои мысли и лицо привыкли к маске — жизнь научила меня носить ее. При моем легкомысленном характере невозможно не быть двулич¬ ным. *— Ты говоришь так, неблагодарный мальчишка, слов¬ но я отказываю тебе в том, что приличествует твоему возрасту и званию! Я ограничиваю лишь твое мотовство. Впрочем, сейчас я не хочу упрекать тебя, Джакомо. Знай, у тебя есть соперник — иноземец. Он завоевал благо¬ склонность девушки после случая на Джудекке, и она, как все пылкие и щедрые натуры, ничего о нем не зная, наделила его всеми достоинствами, какие ей могло под¬ сказать воображение. — Желал бы я, чтобы она и меня наделила этими достоинствами! — С тобой другое дело; тут надо не придумывать до¬ стоинства, а забыть те, которыми ты обладаешь. Кстати, ты не забыл предупредить Совет об опасности, угрожаю¬ щей нашей наследнице? — Нет, не забыл. — И каким образом? — Самым простым и самым надежным — через Льви¬ ную пасть. — Гм!.. Это действительно дерзкий поступок. — И, как все дерзкие и рискованные поступки, самый надежный. Наконец-то фортуна мне улыбнулась! Я оста¬ вил в Львиной пасти веское доказательство — кольцо с печатью неаполитанского герцога! — Джакомо! Понимаешь ли ты, как это опрометчиво и рискованно? Я надеюсь, они не узнают твоего почерка. И как ты раздобыл этот перстень? — Отец, хоть я иногда и пренебрегал твоими настав¬ лениями в мелочах,-зато все твои предостережения в де¬ лах политических я помню. Неаполитанец обвинен, и если твой Совет не подведет, то иностранец окажется под подозрением, а может, его и вообще вышлют из Венеции. — Совет Трех исполнит свой долг, в этом сомневаться нечего. Хотел бы я быть так же уверен в том, что твое безрассудное усердие не повлечет за собой нежелатель¬ ных; последствий! 64

Молодой человек секунду глядел на отца, как бы раз¬ деляя его сомнения, а затем беззаботно отправился к се¬ бе — предательство и лицемерие были его спутниками с юных лет, и он не привык задумываться над своими по¬ ступками. Оставшись один, сенатор принялся расхаживать из угла в угол, но видно было, что он очень встревожен. Он часто потирал лоб рукой, словно размышления причиняли ему боль. Занятый своими мыслями, он не заметил, как кто-то неслышно прокрался вдоль длинного ряда комнат и остановился в дверях кабинета. Человек этот был уже далеко не молод. Лицо его по¬ темнело от солнца, а волосы поредели и поседели. По бед¬ ной и грубой одежде в нем можно было узнать рыбака. Но в смелом взгляде и резких чертах лица светились жи¬ вой ум и благородство, а мускулы его голых рук и ног все еще свидетельствовали о большой физической силе. Он долго стоял в дверях, вертя в руках шапку, с привыч¬ ным уважением, но без подобострастия, пока сенатор его не заметил. — А, это ты, Антонио! — воскликнул хозяин дома, когда глаза их встретились. — Что привело тебя сюда? — У меня тяжело на сердце, синьор. — Так неужели у рыбака нет покровителя? Наверно, сирокко опять взволновал воды залива и твои сети ока¬ зались пустыми. Возьми вот... Мой молочный брат не должен испытывать нужды. Рыбак гордо отступил на шаг, всем своим видом по¬ казывая, что решительно отказывается принять мило¬ стыню. — Синьор, с тех пор как мы сосали молоко из одной груди, прошло очень много лет, но слышали ли вы хоть раз, что я лросил подаяния? — Да, это не в твоем характере, Антонио, что правда, то правда. Но время побеждает нашу гордость и наши силы.. Если не денег, то чего же ты просишь? — Есть и другие нужды, кроме нужд телесных. Есть другие' страдания, кроме голода. Лицо сенатора помрачнело. Он испытующе взглянул на своего молочного брата и, прежде чем ответить, затво¬ рил дверь. — Ты, видно, опять чем-то недоволен. Ты привык толковать о предметах и вопросах, которые выше твоего 65

разумения, и ты знаешь, что твои убеждения уже на¬ влекли на тебя недовольство. Невежды и люди низшего класса для государства —^ все равно что дети, и их долг —* повиноваться, а не возражать. Так в чем же дело? — Не таков я, синьор, как вы думаете* Я привык к нужде и бедности и удовлетворяюсь малым. Сенат — мой хозяин, и потому я его уважаю; но ведь и рыбак может чувствовать так же, как и дож. — Ну вот, опять! Уж очень ты многого хочешь! Ты говоришь о своих чувствах при всяком удобном случае, словно это главная забота в жизни. — Для меня это так и есть, синьор! Правда, я боль¬ шей частью думаю о своих собственных нуждах, но не забываю и о бедах тех, кого я уважаю. Когда ваша моло¬ дая и прекрасная дочь была призвана богом на небеса, я страдал так,, как если бы умер мой собственный ребенок. Но, как вы хорошо знаете, синьор, богу не угодно было избавить и меня от боли подобных утрат. — Ты добрый человек, Антонио, — ответил сенатор, делая вид, что украдкой смахивает слезу. ^ Для твоего сословия ты честный и гордый человек! — Та, что вскормила нас с вами, синьор, часто гово¬ рила мне, что мой долг—любить как родную вашу бла¬ городную семью, которую она помогла вырастить. Я не ставлю себе в заслугу такую любовь, это дар божий, но именно поэтому государство не должно шутить ею. — Снова государство? Говори, в чем дело. — Вам известна история моей скромной жизни, синь¬ ор. Мне не нужно говорить вам о моих сыновьях, кото¬ рых богу сначала угодно было, по милости девы Марии и святого Антония, даровать мне, а потом так же взять их к себе одного за другим.
– - Да, ты познал горе, бедный Антонио. Я хорошо помню, как ты страдал. — Одень, синьор; смерть пяти славных, честных сы¬ новей! Такой удар исторгнет стон даже из утеса. Но я всегда смирялся и не роптал на бога. — Ты достойный человек, рыбак! Сам дож мог бы по¬ завидовать твоему смирению. Но иногда бывает легче пе¬ ренести утрату ребенка, чем видеть его жизнь, Антонио! ^ Синьор, если мои мальчики и причиняли мне горе, то только в тот час, когда смерть уносила* их. И даже тогда2 — старик отвернулся, стараясь скрыть волнение* == 66

я утешал себя мыслью, что там, где нет тяжкого труда, страданий и лишений, им будет лучше. Губы синьора Градениго задрожали, и он быстро про¬ шелся по комнате. — Мне помнится, Антонио, — сказал он, помнится, добрый Антонио, что я как будто заказывал молебны за упокой души всех твоих сыновей? — Да, синьор! Святой Антоний не забудет вашу доб¬ роту. Но я ошибся, говоря, что только смертью сыновья приносили мне горе. Есть еще большее горе, какого не знают богатые, — это горе быть слишком бедным, чтобы купить молитву за упокой души ребенка! Ты хочешь заказать молитву? Ни один твой сын никогда не будет страдать в царствии божием, за упокой его души всегда будет отслужен молебен. Спасибо вам, синьор, но я верю, что всё всегда к лучшему, а больше всего верю в милосердие божие. Се¬ годня я хлопочу о живых. Сочувствующий взгляд сенатора сразу стал недовер¬ чивым и подозрительным. Ты хлопочешь? — переспросил он. Я умоляю вас, синьор, спасти моего внука от службы на галерах. Они забрали мальчика — а ему еще только четырнадцать лет — и посылают воевать с нехри¬ стями, забывая о его возрасте и о зле, которое они при¬ чиняют, не думая о моих преклонных летах и одиноче¬ стве, да и вопреки справедливости — ведь его отец был убит в последнем сражении с турками. Замолчав, рыбак взглянул на окаменевшее лицо сена¬ тора, тщетно стараясь уловить впечатление, произведен¬ ное его словами. Но лицо сенатора оставалось холодным, безответным, на нем не отразились никакие человеческие чувства. Бездушие, расчет и лицемерная политика госу¬ дарства всюду, где дело касалось морской мощи респуб¬ лики, давно убили в нем все чувства. Малейший пустяк казался ему грозной опасностью, а разум его привык оставаться безучастным к любым мольбам, если это могло нарушить интересы государства или если речь шла о слу¬ жении народа республике Святого Марка. ^ Мне было бы приятнее, попроси ты меня заказать молитву или дать тебе золота, что угодно, только не это, Антонио, — -сказал он после минутного молчания, = Маль¬ чик все время был с тобой, с самого рождения?, 67

— Да, синьор, так оно и было, ведь он сирота; и мне бы хотелось оставаться с ним до тех пор, пока он не смо¬ жет сам начать жить, вооруженный честностью и верой, которые уберегут его от зла. И, если бы сейчас был жив мой храбрый сын, убитый на войне, он не просил бы для мальчика у судьбы ничего, кроме совета и помощи, — их ведь даже бедняк имеет право дать своей плоти и крови. — Но твой внук в том же положении, что и другие, и ты ведь знаешь — республика нуждается в каждом че¬ ловеке. — Синьор мой, когда я шел сюда, я видел синьора Джакомо, выходившего из гондолы. — Это еще что такое! Разве ты забыл разницу между сыном рыбака, удел которого трудиться, работая веслом, и наследником старинного рода? Иди, самонадеянный че¬ ловек, и помни свое место и различие между нашими детьми, установленное самим богом. —. Мои дети никогда не огорчали меня при жизни, — с укоризной, хотя и мягко проговорил Антонио. Слова рыбака кольнули синьора Градениго в самое сердце, и это, конечно, не смягчило его по отношению к молочному брату. Впрочем, пройдясь в волнении несколь¬ ко раз по комнате, сенатор овладел собой и сумел отве¬ тить спокойно, как и приличествовало его сану. — Антонио, — сказал он, — твой нрав и смелость дав¬ но мне знакомы. Если бы ты просил молитвы за умер¬ ших или денег для живых, я бы помог тебе; но, прося мо¬ его заступничества перед командиром галерного флота, ты просишь то, что в такой серьезный для республики' момент не может быть разрешено даже сыну дожа, если бы дож был... — ...рыбаком, — подсказал Антонио, видя, что сена¬ тор колеблется, подыскивая слово. — Прощайте, синьор! Я не хочу расставаться с моим молочным братом недру¬ желюбно, и потому да благословит бог вас и ваш дом. И пусть никогда не доведется вам, как мне, потерять ре¬ бенка, которому грозит участь, гораздо: страшнее смер¬ ти — гибель от порока. С этими словами Антонио поклонился и ушел тем же путем, как и пришел. Сенатор не видел его ухода, ибо опустил глаза, втайне понимая всю силу слов рыбака,, сказанных им по простоте своей, и прошло некоторое 68

Он сбросил плащ, снял маску, и сенатор увидел перед собой наводящего па всех ужас браво Якопо.

время, прежде чем синьор Градениго обнаружил, что остался один. Впрочем, почти сразу же его внимание при¬ влекли звуки других шагов. Дверь вновь отворилась, и на пороге появился слуга. Он доложил,, что какой-то че¬ ловек просит принять его. —> Пусть войдет, — сказал сенатор, и лицо его при¬ няло обычное настороженное и недоверчивое выражение.; Слуга удалился, и человек в маске и плаще быстро во¬ шел в комнату. Он сбросил плащ на руку, снял маску, и сенатор увидел перед собой наводящего на всех ужас Якопо, Глава VI Сам Цезарь вел сраженье. От врага Такого натиска не ждали мы. Шекспир, «Антоний и Клеопатра» — Заметил ли ты человека, который только что вы¬ шел отсюда? — с живостью спросил синьор Градениго. — Да. — И ты сможешь узнать его по лицу и фигуре? — Это был рыбак с лагун, по имени Антонио. Сенатор бросил на браво удивленный взгляд, в кото¬ ром было и восхищение. Затем он опять зашагал из кон¬ ца в конед комнаты, а его гость в это время стоял в не¬ принужденной, полной достоинства позе, ожидая, когда сенатор соизволит к нему обратиться. Так прошло не¬ сколько минут. ^ У тебя проницательный взгляд, Якопо! =- сказал патриций, прерывая молчание.
– = Имел ли ты когда-ни¬ будь дело с этим человеком?, — Нет, никогда. — И ты можешь поручиться, что это был..* —. молочный брат вашей светлости, Меня не интересует твоя осведомленность о его детстве и происхождении, я спрашиваю о теперешнем его положении,ответил: сенатор Градениго, отвернувшись от всевидящего Якопо. ^ Может быть, кто-либо из выс¬ шей знати говорил тебе о нем? — Нет../ мне не. дают поручений, касающихся рыба¬ ков« 70

Долг может привести нас не только к рыбакам, мо¬ лодой человек. Тот, кто несет на себе бремя государст¬ венных дел, не должен о нем рассуждать. А что ты знаешь об Антонио? Его очень уважают рыбаки, он искусен в своем деле и давно познал тайну лагун. — Ты хочешь сказать, что он обманывает таможен¬ ников? — Нет, я не это хотел сказать. Он с утра до вечера трудится, и ему некогда этим заниматься. — Знаешь ли ты, Якопо, как суровы наши законы в делах, касающихся казны республики? — Я знаю, синьор, ч:то приговор Святого Марка ни¬ когда не бывает мягким, если затронуты его собственные интересы. — Я не просил тебя высказывать свое мнение по это¬ му вопросу. Человек этот имеет привычку рассуждать на людях о таких делах, о которых судить могут только пат¬ риции. — Синьор, он стар, а язык развязывается с годами. — Болтливость не в его характере. Природа награ¬ дила его хорошими качествами; если бы его происхожде¬ ние и воспитание соответствовали его уму, я думаю, се¬ нат с удовольствием выслушал бы его суждения, а те¬ перь — боюсь, что все эти его разговоры могут ему по¬ вредить. — Разумеется, если, его слова оскорбительны для ушей Святого Марка. Сенатор бросил быстрый подозрительный взгляд на браво, словно стараясь понять подлинный смысл его слов, но лицо Якопо оставалось по-прежнему спокойным и не¬ проницаемым, и сенатор продолжал как ни в чем не бы¬ вало: Если ты находишь, что он оскорбляет республику своими словами, значит, годы не сделали его благоразум¬ нее. Я люблю этого человека, Якопо, и мое к нему при¬ страстие вполне понятно — ведь мы с ним были вскорм¬ лены одной грудью. — Вы правы, синьор. А раз я чувствую слабость по отношению к нему, мне хотелось бы, чтобы его убедили быть поосторожнее.» Ты, конечно, знаешь его рассуждения насчет того, зто 71

государству пришлось призвать на флотскую службу всех юношей с лагун? — Я знаю, что у него отняли внука, вместе с которым он трудился. — Да, чтобы тот с честью, а может быть, и с выгодой для себя служил республике. — Возможно, синьор. — Ты что-то неразговорчив сегодня, Якопо! Но, если ты знаешь этого рыбака, посоветуй ему быть благоразум¬ нее. Святой Марк не потерпит таких вольных суждений о своей мудрости. Это уже третий случай, когда прихо¬ дится пресекать болтовню старика. Сенат заботится о на¬ роде, как родной отец, и не может допустить, чтобы в самом сердце того класса, который он хотел бы видеть счастливым, зародилось недовольство. При случае внуши ему эту полезную истину, потому что мне, очень не хо¬ чется узнать, что сына моей старой кормилицы постигло несчастье, да еще на склоне его лет. Браво поклонился в знак согласия, а сенатор между тем снова зашагал по комнате, всем своим видом пока¬ зывая, что он действительно очень обеспокоен. — Слышал ли ты решение по делу генуэзца? — спро¬ сил синьор Градениго после минутного молчания. — При¬ говор трибунала был вынесен без всякого промедления, и, хотя кое-кто полагает, что между двумя нашими респуб¬ ликами существует вражда, мир может теперь убедиться в справедливости нашего правосудия. Я слышал, что ге¬ нуэзец получит большую компенсацию, а значит, при¬ дется изъять много денег у наших граждан. — Я тоже слышал об этом сегодня вечером, синьор, на Пьяцетте. — А говорят ли люди о нашем беспристрастии и осо¬ бенно о быстроте нашего решения? Подумай, Якопо, не прошло и недели с тех пор, как дело было представлено на справедливый суд сената! — Да, республика быстро карает непокорных, этого никто не оспаривает. — И при этом, надеюсь, справедливо, добрый Якопо? Государственная машина действует у нас так плавно и гармонично, что это невольно вызывает восхищение. Пра¬ восудие служит обществу и сдерживает страсти так мудро и незаметно, как если бы его решения посылались нам всевышним.. Я часто сравниваю уверенную и спокойную 72.