Шрифт:
поступь,нашего государства с суетой, которая характерна для других итальянских сестер нашей республики; это все равно, что сравнить тишину и покой наших каналов с гулом и сутолокой шумного города... Так, значит, на площадях сегодня много говорят о справедливости на¬ шего последнего постановления? — Венецианцы, синьор, становятся бесстрашными, когда есть возможность похвалить своих хозяев. — Ты действительно так думаешь, Якопо? А мне всегда казалось, что они более склонны изливать свои бунтарские настроения. Впрочем, в натуре человека быть скупым на похвалу и щедрым на осуждение. Это реше¬ ние трибунала не должно пройти незамеченным. Было бы хорошо, если бы наши друзья в открытую и громко говорили о нем и в кафе и на Лидо. Даже если они будут говорить слишком много, им бояться нечего: справедли¬ вое правительство не осуждает разговоры о его дей¬ ствиях. — Это правильно, синьор. — Я надеюсь, ты и твои друзья позаботятся о том, чтобы народ не скоро забыл это решение. Размышление над подобными действиями правительства может вызвать к жизни семена добродетели, которые дремлют в народе. Если перед глазами людей все время будет пример спра¬ ведливости, то они в конце концов полюбят это качество. Я надеюсь, генуэзец покинет нас удовлетворенный? — Несомненно, синьор. Он получил все, что может утешить страдальца: с избытком вернул свое и наказал обидчика. — Да, таково решение сената: полное возмещение убытков с одной стороны и карающая рука — с другой. Немногие государства могли бы вынести приговор против самих себя, Якопо! — А разве государство в ответе за дела какого-то купца, синьор? — За дела своего гражданина — конечно. Тот, кто наказывает своих, разумеется, страдает; никто не может расстаться со своей плотью без боли, не правда ли? — Нервы очень чувствительны — больно, например, потерять глаз или зуб, но, когда мы стрижем ногти или бреем бороду, мы ие ощущаем никакой боли. — Тот, кто тебя не знает, Якопо, мог бы подумать, .что ты сторонник монархии. Гибель даже маленького 73
воробышка в Венеции отзывается болью в сердце сена¬ та... Ну, хватит об этом. А что, среди ювелиров и ростов¬ щиков еще ходят слухи об уменьшении золота в обраще¬ нии? Золотых цехинов теперь меньше, чем прежде, и хитрецы используют этот недостаток в расчете на боль¬ шие прибыли. — В последнее время я видел на Риальто людей, чьи кошельки, очевидно, пусты. И если христиане выглядят встревоженными, то нехристи расхаживают в своих ба¬ лахонах веселее прежнего. *— Этого и следовало ожидать. Не удалось ли тебе установить имена ростовщиков, которые ссужают деньги под особенно большие проценты нашим молодым людям? — Можно назвать любого ростовщика, когда дело касается кошелька христианина. — Ты их не любишь, Якопо, но ведь они приносят пользу, когда республика в затруднительном положении. Мы считаем своими друзьями всех, кто в случае нужды готов нам помочь деньгами. Но, конечно, нельзя допу¬ скать, чтобы наша молодежь, надежда Венеции, прома¬ тывала свое состояние в сомнительных сделках с ростов¬ щиками. И, если тебе доведется услышать, что кто-либо из знатных молодых людей завяз уж очень глубоко, ты поступишь мудро, если сразу же сообщишь об этом хра¬ нителям общественного блага. Мы должны учтиво обхо¬ диться с теми, кто является опорой государства, но мы не должны забывать и о тех, кто составляет его основу. Что ты можешь сказать мне об этом? — Я слышал от людей, что синьор Джакомо платит им больше процентов, чем кто-либо другой. — Дева Мария! Мой сын и наследник! Ты, может быть, обманываешь меня, чтобы утолить свою ненависть к иудеям? — У меня нет к ним ненависти, синьор, — всего лишь естественное для христианина недоверие. Надеюсь, это вполне позволительно для верующего, а вообще-то я ни к кому не питаю ненависти. Всем известно, что ваш на^ следник проматывает свое будущее наследство и не заду¬ мываясь платит любые проценты. — Это дело серьезное! Мальчику нужно как можно скорее разъяснить все последствия его поведения и по¬ заботиться, чтобы в будущем он вел себя благоразумнее. Ростовщик будет наказан, и, в качестве предупреждения 74
всему их сословию, долг будет конфискован в пользу должника. Когда у них перед глазами будет такой при¬ мер, разбойники поостерегутся раздавать свои цехины под проценты. О святой Теодор! Да это просто самоубий¬ ство — видеть, как такой многообещающий юноша гибнет на глазах из-за того, что о нем некому позаботиться! Я сам займусь этим, и сенат не сможет упрекнуть меня в том, что я не соблюдал его интересов... А кто-нибудь искал за последнее время твоих услуг как мстителя за обиды? — Ничего особенного не было... Правда, есть один, который очень хочет поручить мне что-то, но я еще не знаю толком, что ему нуяшо. — Дело твое очень щепетильное и требует большого доверия, но ведь ты знаешь — ты будешь щедро возна¬ гражден. Глаза Якопо сверкнули таким огнем, что сенатор умолк. Но, выждав, когда бледное лицо браво снова при¬ няло свое обычное выражение, синьор Градениго про¬ должал как ни в чем не бывало: — Я повторяю, правительство наше щедро и мило¬ сердно. И если правосудие его сурово, то прощение искренне, а милости безграничны. Я приложил много уси¬ лий, чтобы убедить тебя в этом, Якопо. Но подумать только! Один из отпрысков старинного рода, опора госу¬ дарства, и вдруг растрачивает свое состояние на пользу нехристей! Да, но ты еще не назвал того, кто так усерд¬ но ищет твоих услуг! — Я еще не знаю, что ему нужно, синьор, а мне сле¬ довало бы самому хорошенько разобраться в его намере¬ ниях, прежде чем договариваться с ним. — Твоя скрытность неуместна. Ты должен доверять служителям республики, и меня бы очень опечалило, если бы у инквизиции сложилось неблагоприятное мнение от¬ носительно твоего усердия. Об этом человеке нужно до¬ нести. Я не стану доносить на него. Скажу лишь, что он желает тайно связаться с тем, с> кем почти преступно иметь какие-либо отношения. Большего я сказать не могу. — Предупредить преступление лучше, чем наказы¬ вать за него, и такова истинная цель нашей политики* 75
Ну, так как же, ты не станешь скрывать от меня его имя? — Это знатный неаполитанец, давно живущий в Ве¬ неции из-за дела о наследстве... — Ха! Дон Камилло Монфорте! Я угадал? — Он самый, синьор. Последовало молчание, которое было нарушено только боем часов на Пьяцце, пробивших одиннадцать или, как было принято называть это время в Италии, четвертый час ночи. Сенатор вздрогнул, взглянул на часы, стояв¬ шие в комнате, и снова обратился к своему собесед¬ нику. — Хорошо, — сказал он. — Твоя верность и точ¬ ность не будут забыты. Итак, следи за рыбаком Антонио: нельзя допускать, чтобы ворчание старика пробуждало недовольство среди людей — подумаешь, какая важность: пересадили его потомка с гондолы на галеру! Но главное, слушай хорошенько все, что говорят на Риальто. Славное и уважаемое имя патриция не должно быть запятнано юношескими заблуждениями. А что касается этого ино¬ земца... Скорей твою маску и плащ, и уходи, словно ты всего лишь один из моих друзей и готов отдаться безза¬ ботному веселью. Браво проворно надел плащ и маску, как человек, давно привыкший к такого рода предосторожности, но проделал он это с самообладанием, каким вовсе не отли¬ чался сенатор. Синьор Градениго не сказал больше ни слова и только нетерпеливым жестом торопил Якопо. Когда дверь за браво закрылась и сенатор снова остал¬ ся один, он опять взглянул на часы, медленно провел рукой по лбу и в задумчивости зашагал по комнате. Около часу продолжалось это беспрерывное хождение. Затем раздался легкий стук в дверь, и после обычного приглашения вошел человек, так же тщательно замаски¬ рованный, как и тот, что недавно удалился отсюда: в том городе и в те времена, о которых мы пишем, это было обычным явлением. Казалось, сенатору было достаточно одного взгляда на гостя, чтобы определить, кто он, ибо прием был ему оказан по всем правилам приличия и свидетельствовал о том, что его ожидали. — Считаю за честь видеть у себя дона Камилло Мон¬ форте, — сказал хозяин дома, в то время как гость сни¬ мал плащ и шелковую маску, хотя поздний час ужо 76
вызывал у меня опасения, что непредвиденный случай лишил меня этого удовольствия. — Тысячу раз прошу у вас прощения, благородный сенатор, но вечерняя свежесть на каналах и веселье на площадях, а к тому же нежелание нарушить ваш покой раньше времени, боюсь, несколько задержали меня. Но я надеюсь на всем известную доброту синьора Градениго и на его прощение. — Точность не входит в число добродетелей вельмож Нижней Италии, — сухо заметил синьор Градениго.— Молодым жизнь кажется бесконечной, и они не дорожат бегущими минутами, а те, над кем уже нависла старость, думают только о том, чтобы исправить ошибки юности. Таким образом, синьор герцог, человек каждый день гре¬ шит и кается до той поры, пока к нему незаметно не под¬ крадется старость. Однако не будем зря тратить драгоцен¬ ное время. Итак, можем ли мы надеяться, что испанец изменит свое мнение? — Я сделал все возможное, чтобы пробудить благо¬ разумие этого человека и, в частности, объяснил ему, как выгодно для него снискать уважение сената. — Вы поступили мудро, синьор, действуя как в его интересах, так и в ваших собственных. Сенат щедро пла¬ тит тем, кто хорошо ему служит, и беспощадно карает своих врагов. Надеюсь, ваше дело о наследстве подходит к концу? — Я бы очень хотел ответить на ваш вопрос утверди¬ тельно. Я неустанно тороплю суд, не забывая, конечно, об уважении к суду и о ходатайствах. В Падуе нет более ученого доктора, чем тот, кто представляет мои интересы, и все же дело мое так же безнадежно, как судьба чахо¬ точного. Если я не сумел показать себя достойным сыном республики Святого Марка в деле с испанцем, то это ско¬ рее из-за неопытности в политических делах, чем из-за недостатка усердия. — Весы правосудия должны быть тщательно вывере¬ ны, если чаши их так долго не перевешивают ни в ту, ни в другую сторону. Вам и в дальнейшем необходимо дей¬ ствовать с тем же усердием, дон Камилло, и с большой осторожностью, чтобы постараться расположить патри¬ циев в свою пользу. Было бы хорошо, если бы ваша пре¬ данность государству была доказана дальнейшей службой у посланника. Известно, что он ценит вас и потому 77
будет прислушиваться к вашим советам, тем более что человек он молодой, великодушный и благородный и со¬ знание того, что он служит не только своей стране, но и всему человечеству, благотворно на него повлияет. Дон Камилло, казалось, был не вполне согласен с по¬ следним доводом сенатора; тем не менее он вежливо поклонился, как бы признавая правоту хозяина дома. — Приятно слышать такие речи, синьор, — ответил он. — Мой соотечественник всегда прислушивается к разумным советам, от кого бы они ни исходили. Хотя он в ответ на мои доводы частенько напоминает мне об упадке мощи республики Святого Марка, однако его глу¬ бокое уважение к государству, которое давно стяжало славу энергией и могуществом, ничуть не уменьшилось. — Да, Венеция уже не та, какой она когда-то была, синьор герцог, но все же она еще очень сильна. Крылья нашего льва немного подрезаны, но он все еще не раз¬ учился прыгать далеко, и зубы его опасны. И, если ново-« испеченный принц хочет, чтобы корона спокойно сидела у него на голове, ему бы не мешало сделать цопытку добиться признания своих ближайших соседей. — Это совершенно верно, и я приложу все силы, чтобы желаемая цель осуществилась. А теперь могу ли я просить вашего дружеского совета, как бы мне ускорить рассмотрение моего дела, которое сенат так долго не мо^ жет решить? Вы поступите правильно, дон Камилло, если бу¬ дете напоминать сенаторам о себе с учтивостью, подо¬ бающей их положению и вашему званию. — Это я всегда делаю в пределах, подобающих моему положению и цели, которой я добиваюсь. — Не следует забывать и о судьях, молодой человек, потому что мудро поступает тот, кто помнит, что правое судие всегда прислушивается к просьбам. — Я не знаю никого, кто бы так прилежно выполнял этот свой долг, как я, и редко можно видеть, чтобы про¬ ситель был так внимателен к тем, кого он беспокоит своими просьбами, и так полновесно доказывал им свое уважение. . Главным образом вам следовало бы добиться ува¬ жения сената. Ни одна услуга государству не проходит незамеченной, и даже малейшее доброе дело становится известным Тайному Совету. 78
О, если бы я мог встретиться с этими почтенными отцами! Я уверен, что тогда мое сцраведливое требование было бы очень скоро удовлетворено. — Это невозможно! — печально сказал сенатор.—; Имена этих августейших особ содержатся в тайне, чтобы их величие не было запятнано низменными интересами. Они правят так же невидимо, как мозг управляет мыш¬ цами; они, так сказать, душа государства, и, как всякую душу, их невозможно увидеть. — Я выразил свое желание скорее как мечту, без всякой надежды на его исполнение, — ответил герцог свя¬ той Агаты, надевая плащ и маску, которые он, войдя, снял и положил под рукой. — Прощайте, благородный синьор. Я не перестану убеждать кастильца советами, а в награду за это я буду надеяться на справедливость патрициев и ваше доброе ко мне отношение. Синьор Градениго с поклонами проводил гостя через анфиладу комнат до самой прихожей и там отдал его на попечение слуги. «Необходимо заставить его действовать более энергич¬ но, а для этого нужно всячески ставить ему палки в ко¬ леса. Тот, кто хочет добиться милостей республики, дол¬ жен прежде заслужить их, проявив усердие и предан¬ ность».—Так размышлял синьор Градениго, медленно возвращаясь в свой кабинет после того, как церемонно проводил гостя. Закрыв за собой дверь, он снова начал шагать по ма¬ ленькой комнате с видом человека, погруженного в тре¬ вожные размышления. С минуту в кабинете царила глу¬ бокая тишина, но вот осторожно отворилась дверь, скры¬ тая портьерами, и в комнату заглянул новый посети¬ тель. — Входи,—сказал сенатор, не выказывая удивле¬ ния, — твое обычное время уже прошло, я жду тебя. Развевающееся платье, почтенная седая борода, благо¬ родные черты лица, быстрый, жадный и подозрительный взгляд и то особое выражение лица, которое, казалось, в равной степени отражало практический ум и подобостра¬ стие человека, привыкшего к грубости и презрению лю¬ дей, — все обличало в этом человеке ростовщика с Ри¬ альто. •=- Входи, Осия, и излей свою душу, — продолжал се¬ натор, видимо давно привыкший выслушивать сообщения 79
старика. — Слышал что-нибудь новое насчет благополу¬ чия народа? — Благословен народ, о коем так по-отечески забо¬ тятся! Может ли быть причинено добро или зло гражда¬ нину республики, благородный синьор, без участия или сострадания сената, который подобен отцу, заботящемуся о своих детях! Счастлива страна, где людй почтенного возраста, убеленные сединой, бодрствуют до той лоры, когда ночь уступает место дню и забывают усталость в своем стремлений делать добро и почитать государство! — Ты выражаешься с восточной цветистостью твоей страны, добрый Осия, и, вероятно, забываешь, что нахо¬ дишься не на пороге храма... Ну, а что интересного слу¬ чилось за минувший день? — Скажите лучше — за ночь, синьор, потому что все то немногое, что заслуживает вашего внимания, случи¬ лось с наступлением ночи. — Уж не убийство ли кинжалом на мосту? Ха! Илй люди в этот раз веселились меньше, чем- обычно? — Никто не умер насильственной смертью, и площадь брызжет соком веселья, как благоухающие виноградники Энгеди. Святой Авраам! Что может сравниться по веселью с Венецией! Как упиваются этим весельем сердца старых и молодых! Кажется, достаточно установить купель в си¬ нагоге, чтобы стать свидетелем радостного отречения от своей веры ради народа этих островов! Я не надеялся иметь честь увидеть вас сегодня, синьор, и я уже закон¬ чил свою вечернюю молитву, собираясь лечь спать, когда посыльный от Совета принес мне драгоценное кольцо с приказом расшифровать герб и другие эмблемы, дабы узнать его владельца. Такие кольца обычно посылают в подтверждение личности его хозяина. — Кольцо с тобой? — спросил сенатор, протягивая руку. — Вот оно. Прекрасный камень, драгоценная би¬ рюза... — Где нашли это кольцо? И почему его прислали тебе? — Его нашли, синьор, насколько я мог понять боль¬ ше из намеков, чем из слов посыльного, в одном месте, вроде того, откуда спасся благодаря своему благочестию праведный Даниил. Ты имеешь в виду Львиную пасть? 80