Хиггинс Джек
Шрифт:
– А теперь возвращайтесь к девушке. Я хочу поговорить с моим внуком наедине.
К стыду своему, я только теперь о ней вспомнил.
– Так значит, Джоанна Траскотт тоже здесь? Как она?
Дед пододвинул себе стул и сел.
– С ней все в порядке, Стейси. Таска – опытный специалист по нейрохирургии, лучший на Сицилии. Он привез с собой портативный рентгеновский аппарат и тщательно обследовал девушку. Ей повезло – кости черепа не затронуты. Конечно, останется шрам, может быть, даже на всю жизнь, но, думаю, хороший парикмахер сумеет это поправить.
– А не лучше ли было бы перевезти ее в клинику?
Дед покачал головой.
– Нет никакой необходимости. Здесь ей обеспечены наилучшие уход и лечение, и здесь безопаснее для нее.
Я попробовал сесть, ощущая где-то внутри, под сердцем, противную сосущую пустоту.
– Так значит, Хофферу все известно?
Дед ласково подтолкнул меня обратно на подушку.
– Только о том, что его падчерица погибла. Это, разумеется неофициальные сведения, поэтому еще рано говорить об этом открыто. Хоффер говорил со мной по телефону.
– И сказал тебе?..
Дед покачал головой:
– Он попросил, чтобы собрание Общего Совета назначили на сегодняшний вечер. Он будет здесь через полчаса.
– Не понимаю, – сказал я. – Какого еще Общего Совета?
– Ты что же, думаешь, я один представляю всю мафию, Стейси?
Он засмеялся.
– Конечно, я капо – капо на всей Сицилии, но наиболее важные решения принимает Совет. У нас есть законы, которым следует подчиняться. Даже я не могу их нарушить.
Дед передернул плечами:
– Без этих законов мы ничто.
ДОСТОПОЧТЕННОЕ ОБЩЕСТВО. Я потряс головой.
– Ладно, может быть, в голове у меня не совсем прояснилось, но я все же не понимаю, что тут понадобилось Хофферу.
– Сначала расскажи мне, что произошло в горах. А потом уж продолжим.
– Ты что, хочешь убедить меня, что не знаешь?
– Лишь кое-что. Ну же, будь умницей и расскажи мне все по порядку.
Я рассказал ему обо всем, во всех подробностях, в том числе и о подозрениях, зародившихся у меня с самого начала, и он выслушал все это совершенно бесстрастно – даже мое умышленно красочное описание бойни.
Когда я закончил, он с минуту сидел молча.
– Почему ты пошел на это, Стейси, вот чего я никак не могу понять. Ты же знал, что этот Берк что-то крутит, ты не доверял Хофферу, ты понимал, что даже я не был честен с тобой до конца, и все-таки пошел туда.
– Бог его знает, – ответил я; теперь, размышляя обо всем этом, я и правда не мог понять, почему так поступил. – Нечто вроде стремления к смерти, наверное. – Слова были мои, и все-таки, когда я произносил их, все во мне восставало против случившегося.
– Нет, к дьяволу! Это все Берк – всегда Берк. Что-то такое между нами, чего я даже себе не могу объяснить. Нечто, в чем я еще должен удостовериться. Больше я ничего не могу сказать тебе.
– Ты ненавидишь его, правда? Вот в чем все дело.
Я немного помолчал, обдумывая его слова, потом медленно произнес:
– Нет, это больше, чем ненависть. Гораздо больше. Он увлек меня за собой в темный, им самим сотворенный мир, превратил меня в то, чем я не был, лепил из меня все, что ему требовалось. Там, наверху, в горах, он сказал мне, что болен, чтобы хоть как-то объяснить свои действия. Думаю, он пытался таким образом оправдать свой поступок, но он лжет даже себе самому. Порча проникла в него гораздо раньше, чем его легкие начали гнить. И оправдания тут ни к чему.
– Ага, вот теперь для меня что-то забрезжило, – заметил дед. – Ты ненавидишь его за то, что он оказался не таким, каким представлялся тебе прежде.
Он был прав, разумеется, и все-таки дело было не только в этом.
– Что-то в нем было. В те дни, когда я встретил его впервые, он показался мне единственной реальностью, чем-то надежным в этом безумном, свихнувшемся мире. Я верил ему безоглядно.
– Ну а потом? Что случилось потом?
– Ничего. Это я изменился, он-то остался прежним. Он всегда оставался тем, что и теперь, – вот в чем весь ужас. Того Шона Берка, которого – как мне представлялось – я знал в Лоренцо Маркесе и позже, просто никогда не существовало в действительности.
Воцарилось молчание. Я некоторое время лежал, размышляя, потом внимательно посмотрел на деда.
– Скажи, ты ведь знал, что они затевают?
– Только частично. Об остальном догадывался. Хоффера выслали из Штатов несколько лет назад, когда ему грозила тюрьма за уклонение от уплаты налогов. Он сотрудничал с Cоsa Nоstra[5] в Америке, а приехав сюда, прихватил с собой несколько приятелей из американо-сицилийской мафии. Они привезли на Сицилию кое-что новое, как я уже говорил тебе. Наркотики, проституцию и прочую гадость. Мне это не нравилось, но все-таки это были наши люди.