Вито нахмурился.

– На смерть, Стейси? Ты и в правду так думаешь? – Он хрипло расхохотался. – Ну что ж, ладно, признаюсь. Я собирался удержать тебя от этого в тот первый вечер, когда ты приехал повидаться со мной, хотя бы силой, если понадобится. Но потом я поговорил с моим внуком – увидел его в деле, увидел, каков он есть мафиозо, такой же, как его дед, только рангом выше. А этот Берк – это ничтожество, эта ходячая развалина, гниющая заживо, – ты что же думал, я поверю, будто бы моему внуку не справиться с ним?!

Его голос упал до хриплого шепота, и он нагнулся ко мне совсем близко, одной рукой опираясь на край кровати. Я смотрел на него, не в силах отвести глаз.

– Неужели ты не понимаешь, Стейси? Хоффер должен был получить свой шанс – таковы законы – но я хотел, чтобы он ползал на брюхе, раздавленный, жалкий, так как я уверен, что из всех них именно он наверняка виновен в гибели моей дочери. Я хотел, чтобы его план провалился, а потому позволил лучшему и самому безжалостному из мафиози, какого я когда-либо знал, выполнить это для меня.

Меня словно обдало ледяной волной, я содрогнулся, а он сел на свое место и спокойно закурил еще одну сигару.

– Для тебя это только игра, не так ли? И чем она сложнее, тем лучше. Ты мог бы расправиться с Хоффером когда угодно и где угодно. Дома, на улице – но это было бы для тебя слишком просто. Тебе нужна была классическая трагедия.

Дед встал, лицо его было бесстрастно; он смахнул пепел с лацкана пиджака и поправил галстук.

– Они скоро будут здесь. Я пришлю к тебе Марко с одеждой.

Дверь за ним затворилась. С минуту я невидящим взглядом смотрел в потолок, потом сбросил ноги с кровати, встал и попытался пройти хоть немного.

Я прошел до окна и обратно. Голова сильно кружилась, и плечо болело невыносимо, когда я двигал рукой, но главное – я мог двигаться, а это было все, что мне требовалось.

Я рылся в ящиках ночного столика, когда вошел Марко. Он кинул замшевый пиджак, габардиновые брюки и белую нейлоновую рубашку на постель и достал «смит-вессон».

– Ты случайно не это ищешь?

Он бросил его мне. Я вытащил револьвер из кобуры, с минуту подержал его в левой руке, потом крутанул барабан и высыпал патроны на одеяло.

Я аккуратно перезарядил его, вернул барабан на место и сунул револьвер в кобуру.

– Был еще бумажник.

– Вот он.

Марко вынул его из кармана и протянул мне, молча глядя, пока я проверял содержимое.

– Они уже здесь?

– Почти все.

– А Хоффер?

– Нет еще.

Я заметил, что руки у меня слегка дрожат.

– Помоги мне одеться. Не следует заставлять их ждать.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Они ждали в гостиной, и я уселся в плетеное кресло на террасе, за увитой виноградом шпалерой, рядом с Марко, и стал смотреть.

Мне было прекрасно все видно, и слышимость была великолепная. Их было восемь вместе с дедом – судя по всему, самая что ни на есть избранная публика. Трое из них были настоящие капо старого закала, одетые тщательно, в намеренно поношенные костюмы. Четвертый скинул пиджак, выставив напоказ дешевые, слишком яркие подтяжки. Все остальные были в дорогих летних костюмах, хотя никто не мог сравниться с моим дедом по великолепию. Вито Барбаччиа восседал во главе стола в кремовом костюме, который он впервые надел в этот вечер.

Хоффер был в темных очках – вероятно, намеренно – и мрачно кивнул в ответ на то, что сказал ему сосед справа. Он выглядел достаточно собранным, и я подумал: интересно, что у него сейчас на уме?

Дед позвонил в маленький серебряный колокольчик, и приглушенный звук голосов тотчас же смолк. Все головы повернулись к нему, и он выждал еще мгновение, прежде чем заговорить:

– Карл Хоффер специально попросил нас собраться. Мне не больше, чем вам, известно, что он нам скажет, но, думаю, все мы знаем, о чем идет речь. Так что давайте послушаем.

Хоффер не встал. Он казался спокойным, но, когда на минуту снял свои темные очки, стало видно, что лицо у него усталое. Когда он заговорил, в голосе его зазвучали грусть и подавленность. Можно сказать, представление получилось убедительным.

– Когда я стоял перед Советом несколько месяцев назад, объясняя мотивы своих действий в некоторых неудачно окончившихся деловых операциях, я пообещал возместить Обществу все, до последнего цента, потерянное из-за моей неосмотрительности. Я попросил дать мне шесть месяцев – время, достаточное, чтобы я мог реализовать кое-какие ценности в Штатах, оставленные мне покойной женой. Я знаю, что некоторые из присутствующих здесь думали, что я просто тяну время, и Обществу никогда уже не видать своих денег. Слава Богу, нашлись и другие, которые были склонны верить мне.