Хиггинс Джек
Шрифт:
СИЦИЛИЯ.
Я закрыл глаза, мысли мои путались. Потом я увидел, что у постели стоит Марко, засунув руки в карманы своей великолепной дубленки.
– У тебя чудесная дубленка, – проговорил я.
Он улыбнулся мне улыбкой, знакомой с детства.
– Как ты себя чувствуешь?
Я был укутан в толстое серое одеяло. Приподняв его, я обнаружил, что на мне по-прежнему тот же защитный парашютный комбинезон, а плечо перебинтовано заново чем-то напоминавшим полоски, оторванные от белой льняной простыни. Я с трудом оттолкнулся и сел, опустив ноги на пол.
– Ну, ну, не так шустро, – проговорил Марко. – Это счастье, что ты еще жив остался.
– Ты не прав, – возразил я. – Ты крайне и бесконечно не прав, Марко. Я абсолютно неуязвим и собираюсь жить вечно.
Марко больше не улыбался, и, когда дверь отворилась и в комнату быстро вошел Серда, по выражению его лица до меня дошло, что я, должно быть, кричал.
На тумбочке у кровати лежал «смит-вессон»; я потянулся за ним, взял и прижал к лицу. Металл был обжигающе-холодным, или это только показалось мне? Потом я посмотрел на встревоженные лица Марко и Серды и спросил:
– Где она?
– У меня в спальне, – ответил Серда.
Я уже вскочил на ноги и, слегка пошатываясь, бросился к дверям, вырываясь из рук Марко. Передо мной стоял Серда, который распахнул дверь, и в полумраке спальни печальная женщина, оказавшаяся его женой, с тревогой подняла на меня глаза, отвернувшись от кровати.
Благородная Джоанна Траскотт лежала совершенно неподвижно, лицо ее было словно вылеплено из воска, а голова перевязана чистой полосой из простыни.
Я повернулся к Марко:
– Что происходит?
– Ей нехорошо, Стейси. Я разговаривал с капо по телефону. Ближайший доктор в двух часах езды отсюда, но его уже вызвали.
– Она не должна умереть, ты слышишь?
– Конечно, Стейси. – Он похлопал меня по плечу. – Из Палермо уже выехала «скорая» с двумя лучшими на Сицилии врачами из частной клиники. С девушкой все будет в порядке; я сам пригляжу за ней. Состояние тяжелое, но рана не смертельная. Тебе не о чем беспокоиться.
– Кроме как о Хоффере, – уточнил я. – Он-то думает, что она умерла, и для него это очень важно. – Внимательно посмотрев на Марко, я покачал головой: – Но ты-то ведь знаешь об этом, правда? Тебе же все известно?
Марко не знал, что ответить, и попытался ободряюще улыбнуться.
– Забудь о Хоффере, Стейси. Капо сам с ним разберется. У него уже все схвачено.
– И когда же это случится? Через неделю? Через месяц? Хоффер использовал меня, разве не так, Марко? Он использовал меня, так же, как тебя и всех остальных.
Я обнаружил, что все еще сжимаю «смит-вессон» в левой руке и засунул его в кобуру.
– Этого больше не будет. Я сам сведу с ним счеты.
Обернувшись, я посмотрел на девушку. Если она еще дышит, то жить ей осталось недолго – так, по крайней мере, мне показалось. Я повернулся к Марко:
– Поехали. На твоей «альфе». Встретим их по дороге.
Он нахмурился.
– Нет, лучше подождать, Стейси. Опасно ехать по горным дорогам после такого дождя. Покрытие наверняка расползлось.
– Он прав, – вмешался Серда. – Если дождь вскоре не прекратится, никаких дорог вообще не останется.
– В таком случае «скорая» сюда не доберется, – спокойно заметил я.
Серда, нахмурившись, повернулся к Марко; тот пожал плечами, словно сдаваясь.
– Может быть, он и прав.
Все сразу засуетились. Джоанну завернули в одеяла, снесли вниз и поместили в стоявшую во дворе «альфу», предварительно напихав между сиденьями побольше одеял. Я сел рядом с водителем, и Серда нагнулся, пристегнув меня для верности ремнем.
– Не забудь передать от меня привет капо и слова глубочайшего уважения, – сказал он мне. – Скажи, что я выполнил все его указания в точности.
– Непременно передам, – ответил я, откинулся на сиденье и в ту минуту, когда мы отъезжали, воскликнул по-английски:
– Вперед! На мафию!
Боюсь, однако, что значение этого емкого английского выражения не дошло до старого трактирщика.
* * *
Я оказался абсолютно прав относительно горных дорог: они расползались буквально под колесами нашей машины. Мы тащились вниз по склону со скоростью не более двадцати миль в час – если бы Марко попытался ехать быстрее, мы, без всякого сомнения, улетели бы в пропасть, а «альфа» явно не создана для полетов.
Не то чтобы я очень волновался. От судьбы, как говорится, не уйдешь – я был готов ко всему. Сицилийцы древний народ, и их спокойное восприятие неизбежности заговорило во мне сейчас. Нечто подсказывало мне, что игра еще не закончена и развязка впереди. Она казалась мне неотвратимой, как рок, от которого никому не уйти. Ни мне, ни Берку.