Это третье опьяненіе любовью было совершенно безобразно и продолжалось слишкомъ долго. Новый предметъ моей страсти была особа знатнаго происхожденія, но не обладавшая особенной репз'таціей въ свтскомъ обществ; она была з'же и не очень молода, вроятно, лтъ на 9— іо старше меня. Между нами еще раньше завязалась легкая

дружба, при первомъ моемъ выступленіи въ свт, когда я былъ лишь въ первомъ отдленіи академіи. Шесть или семь лтъ спз’стя наши квартиры оказались визави; она приняла меня самымъ ласковымъ образомъ. Я бездльничалъ, а моя душа была, вроятно, одной изъ тхъ, о которыхъ Петрарка сказалъ съ такимъ 43’вствомъ и правдивостью:

5о сіі сйе росО сапаре зі аііассіа

Ш’апіша §епіі1, диашГеІІа ё зоіа,

Е поп ё сЬі рег Іеі сШеза (ассіа.

Наконецъ, быть можетъ, мой добрый отецъ Аполлонъ избралъ этотъ странный пз– ть, чтобы призвать меня къ себ. Дйствительно, хотя я вначал и не любилъ этзг женщину, никогда и впослдствіи ее не з'важалъ, и даже невысоко цнилъ ея необычайнзчо красотз% тмъ не мене, какъ иоло-З'.мный вря въ ея безграничную любовь ко мн,—я въ конц концовъ, серьезно полюбилъ ее и цликомъ погрз^зился въ это 43'вство. Съ тхъ поръ для меня исчезли и развлеченія и дрз'зья, я даже сталъ пренебрегать лошадьми, которыхъ такъ любилъ. Съ восьми згтра и до ползчючи я былъ съ ней, недовольный этимъ, но не бзгдучи въ состояніи оторваться отъ нея: дикое и жестокое положеніе, въ которомъ я жилъ (или лучше сказать прозябалъ) приблизительно съ половины 1773 года до конца февраля 1775 года. Хвостъ этой кометы, столь фатальной и столь благодтельной для меня, проходилъ черезъ меня еще дольше.

Глава XIV.

БОЛЗНЬ И ВЫЗДОРОВЛЕНІЕ.

Гакъ какъ я бсновался съз– тра до вечера все время, пока продолжался этотъ романъ, мое здоровье скоро пошатнулось и въ конц 1773 года я дйствительно захворалъ ие затяжной, но такой страшной болзнью, что туринскіе-остряки—ихъ тамъ не мало—шзн'я говорили, что я изобрлъ ее только для себя. Она началась рвотой, продолжавшейся тридцать шесть часовъ подрядъ, а когда мой желудокъ совсмъ опустлъ, меня стала потрясать икота, похожая на рыданіе, со страшными корчами въ области діафрагмы, которыя не позволяли мн выпить глотка воды. Доктора, боясь воспаленія, пустили мн на ног кровь, что сейчасъ же прекратило спазмы желудка, но вмсто нихъ появились конвз'льсіи всего тла и страшное нервное возбз’жденіе. Въ такомъ припадк я то и дло зщарялся о кровать головой, если ее не держали, или рукой и особенно локтемъ. Я не могъ принимать никакой пищи и никакого питья; ибо едва только мн подносили что-либо, мною овладвала такая нервная дрожь, что ее ничмъ нельзя было унять. Если же меня старались удержать силой, по • изучалось еще хуже; и больной, обезсиленный посл четы-рехдневной полной діэты, я сохранялъ еще столько мускульной энергіи, что длалъ усилія, на которыя не былъ бы способенъ въ нормальномъ состоянія. Я провелъ такимъ образомъ пять дней, выпивъ не боле двадцатитридцати глотковъ воды, да и то неохотно. Нердко спазмы тотчасъ удаляли ихъ. Наконецъ, на шестой день конвульсіи немного умрились благодаря тому, что я ежедневно проводилъ пять — шесть часовъ въ очень горячей ванн, составленной наполовинз’- изъ воды, наполовину изъ масла. Какъ только открылась возможность глотать, я сталъ нить много сыворотки и очень быстро поправился. Но діэта продолжалась такъ долго, и я длалъ такія зюилія во время рвоты, что подъ грудобрюшной преградой, между двз’мя косточками, которыми она кончается, образовалось пустое пространство величиной въ яйцо, которое никогда съ тхъ поръ не заполнялось. Ярость, стыдъ и отчаяніе, въ которое меня приводила моя недостойная любовь, были настоящей причиной этой странной болзни и, не видя выхода изъ этого мерзкаго лабиринта, я надялся на смерть и ждалъ ее. На пятый день болзни, когда доктора стали особенно опасаться за мою жизнь, ко мн былъ допущенъ одинъ достойный мой дрзтгъ, гораздо старше меня, съ цлью но-будить меня сдлать то, о чемъ я сразу догадался по его виду и по вступительнымъ словамъ, то есть исповдаться и продиктовать завщаніе. Я предупредилъ его, попросивъ и о томъ и о другомъ, и это не смз^тило меня. Два или три раза въ молодости приходилось мн стоять со смертью лицомъ къ лидзг, и кажется, я всегда встрчалъ ее одинаково. Кто знаетъ, езчмю ли я принять ее такъ же, когда она предстанетъ предо мной неотвратимо? Нзгжно, дйствительно, чтобы человкъ замеръ, чтобы дать возможность другимъ, да и ему самому, оцнить себя по достоинству.

І774*

Оправившись отъ этой болзни, я снова поддался чарамъ любви. Но зато совершенно отказался отъ пріятныхъ обязанностей военной слзчкбы, которыя мн были всегда въ высшей степени противны, особенно подъ властью деспотизма, который несовмстимъ съ возвышеннымъ по нятіемъ отечества. Но все-таки, долженъ сознаться, что Венера въ данномъ слз'ча была для меня гораздо позорне Марса. Какъ бы то ни было, я отправился къ пол-ковникз' и, разсказавъ о состояніи своего здоровья, просилъ его принять прошеніе объ увольненіи меня со слз'жбы, которзто я, по правд сказать, никогда не исполнялъ; изъ тхъ восьми лтъ, когда я носилъ мз'ндиръ, пять я провелъ за границей, а въ теченіе трехъ остальныхъ при-сз'тствовалъ не боле .чмъ на пяти смотрахъ, которые происходили лишь дважды въ годъ въ провинціальной милиціи, гд я служилъ.

Между тмъ, я продолжалъ влачить время въ томъ же рабств, стыдясь самого себя, скучающій и скучный, избгая знакомыхъ и дрз^зей, въ лицахъ которыхъ слишкомъ ясно видлъ молчаливые з'преки моей постыдной слабости. Въ январ і774 года моя любовница захворала болзнью, причиной которой я легко могъ быть, хотя и не былъ въ этомъ вполн завренъ; такъ какъ ея болзнь требовала абсолютнаго покоя и тишины, я преданно сидлъ у ея ногъ, чтобы во всемъ ей прислзокивать; я оставался при ней съ утра до вечера, избгая даже разговаривать изъ боязни повредить ея здоровью. Однажды, во время исполненія этихъ скучныхъ обязанностей, я взялъ нсколько листовъ бумаги, попавшихся подъ рз’кзг, и нацарапалъ сцену изъ трагедіи или комедіи, слз'чайно-и безъ всякаго плана, самъ въ точности не зная, что это бзгдетъ; предполагалось ли тутъ одно, пять или десять дйствій,—я затрзщняюсь сказать. Это былъ діалогъ въ стихотворной форм между лицомъ, которое я назвалъ Фотинъ, Дамой и Клеопатрой, появляющейся посл того, какъ два дрзъихъ персонажа обо всемъ переговорили.. Такъ какъ нз’жно было выдз'мать какое-нибудь имя для дамы, а оно не приходило мн на З’мъ, я назвалъ ее Лахезисъ, забывъ, что такъ звали одну изъ Паркъ. И теперь, думая объ этомъ, я тмъ боле поражаюсь своей неожиданной мысли, что въ теченіе шести лтъ не написалъ ни одного итальянскаго слова и даже очень рдко читалъ что-либо на этомъ язык. И вотъ, ни съ того-ни съ сего, самъ не зная почему, я вдрз'ГЪ ршилъ написать эти сцены по-итальянски и въ стихахъ. 1)

Моя любовница выздоровла и я скоро позабылъ о своемъ курьезномъ сценическомъ отрывк, засзтнувъ его подъ сиднье ея маленькаго кресла, гд онъ пролежалъ цлый годъ; такимъ образомъ, мои первыя драматическія попытки были, такъ сказать, высижены моей любовницей, которая большую часть времени проводила на этомъ креслиц, а такъ же и многими другими лицами, сидвшими на немъ. Но въ ма того же 74 года, почзъствовавъ скзжу и раздраженіе противъ этой рабской жизни, я внезапно ршилъ хать въ Римъ, въ надежд, что пз1те-шествіе излечитъ меня отъ болзненной страсти. Восполь-

Прим. ред.

зовавшись ссорой, происшедшей между нами, и не говоря ни слова въ тотъ вечеръ, я на другой день сдлалъ вс нужныя распоряженія и, не побывавъ у нея, рано З'Тромъ слдующаго дня выхалъ въ Миланъ. Она з'знала объ этомъ наканун вечеромъ (ей, вроятно, сказалъ кто-нибудь изъ моего дома) и тотчасъ же поздно ночью1 вернула мн, слдуя обычаю, мои письма и портретъ. Эта посылка меня смутила и я даже сталъ колебаться въ принятомъ ршеніи. Тмъ не мене, вознамрившись взять себя въ рзжи и не падать дз^хомъ, я отправился въ Миланъ. Вечеромъ я пріхалъ въ Наварру; цлый день меня мучила грубая страсть, преслдовало раскаяніе, тоска и стыдъ за свою подлость, я дошелъ до того, что, не внимая боле голосз^ разз’ма, перемнилъ ршеніе, отправивъ въ Миланъ францз’зскаго аббата-котораго взялъ себ въ спутники, съ моими слзтгами; я веллъ имъ ждать меня тамъ. А самъ верхомъ, взявши проводникомъ почтальона и проскакавъ всю ночь, рано зггромъ очутился опять въ Тзгрин. Но, чтобы меня не зъидали и изъ боязни стать притчей во языцхъ, я не въхалъ въ городъ. Остановившись въ плохонькой остеріи въ пригород, я написалъ з’моляющее письмо своей разсерженной дам, прося ее извинить меня за это бгство и назначить мн свиданіе. Отвтъ пришелъ немедленно. Илья, оставшійся въ Тзфин, чтобы наблюдать за домомъ во время моего путешествія, которое должно было продолжаться цлый годъ, Илья, всегда залечивав-шій мои раны,—привезъ мн этотъ отвтъ. Мн было даровано свиданіе и, какъ бглецъ, прикрываясь ночной темнотой, я въхалъ въ городъ. Получивъ полное прощеніе, я на зар вновь направился въ Миланъ. Мы ршили, что черезъ 6-7 недль я вернусь въ Туринъ подъ предлогомъ поправленія здоровья. И вотъ, едва заключенъ былъ миръ, какъ очз^тившись опять на большой дорог, одинъ со своими мыслями, я вновь былъ охваченъ стыдомъ за свою слабость. Сндаемый угрызеніями совсти, жалкій и смшной, я прибылъ въ Миланъ. Тогда я поз»

налъ на опыт, неизвстное мн въ то время, глубокое и изящное изреченіе нашего пвца любви, Петрарки:

СЬе сііі бізсегпе ё іпіо сіа сііі иоіе.

Въ Милан я съ трзщомъ пробылъ два дня, фантази-РЗ^я и то мечтая о томъ, какъ бы сократить это проклятое пзттешествіе, то предполагая продлить его, не сдержавъ слова. О, какъ я мечталъ о свобод! Но освободиться не могъ и не з'млъ. Не находя нигд покоя, кром какъ въ передвиженіи, я поспшилъ ухать во Флоренцію черезъ ІІармз’, Модензг и Болонью. Не вытерпвъ во Флоренціи боле двз^хъ дней, я отправился дале, въ Пизз' и Ливорно. Тамъ я получилъ первыя письма отъ моей дамы, и не будучи въ состояніи доле переносить разлзжз', немедленно выхалъ въ Туринъ черезъ Леричи и Геную, гд оставилъ своего спз'тника—аббата и экипажъ, требовавшій починки. Я прискакалъ въ Туринъ черезъ восемнадцать дней посл того, какъ ршилъ покинз’ть его на годъ. Во избжаніе сплетенъ, я опять въхалъ въ городъ ночью. Нелпое путешествіе, стоившее мн, однако, многихъ слезъ!