Шрифт:
Первыми захлопали в ладоши и засвистели школьники, устроившиеся на деревьях, окружавших стадион.
У трибуны появился Имано, и стадион мгновенно затих. Он заговорил просто и задушевно — так, как обычно говорят у себя дома с близкими, в кругу друзей.
— Тем, кто сидит там, наверху, — Имано кивнул головой в сторону каменных домов, где размещались американцы, — выгодно, чтобы среди простого народа жили вражда и недоверие. И это понятно. Когда народ не дружен, им легче править и понукать. Но те, кто надеется на вражду в нашей семье, глубоко ошибаются. Простые люди Одзи хорошо знают, кто их враг, а кто друг. Они знают, что враги и друзья делятся не по крови, не по национальной принадлежности и не по цвету кожи.. Те, кому это выгодно, хотят меня, например, уверить, что хозяин лесопильного завода мой друг и брат.
На стадионе послышался смех.
— Как хорек друг курице! — крикнули из толпы.
— Меня и вас хотят уверить, — продолжал Имано, — что заправилы концернов — наши братья. Вы только подумайте! «Братья», которым наплевать на то, что миллионы японцев едят траву вместо риса, «братья», которые продают нашу страну чужеземцам... — Голос Имано зазвучал громче и суровее. — А вот этот, — Имано показал рукой на сидящего в первых рядах пожилого человека в залатанной фуфайке, — огородник кореец Ким Дон Сек, честный труженик, — оказывается, мой враг. Почему же, спрашиваю я вас, Ким и миллионы таких же простых люден — мои враги, а кучка предателей нашего народа — мои друзья и братья? Почему нас хотят уверить в том, что китайцы и корейцы, желающие жить с нами в дружбе, наши враги? Почему нашими врагами называют русских людей, которые подняли знамя борьбы за мир и за дружбу простых людей во всем мире? Нет! У тех, кто хочет натравить нас друг на друга, ничего не выйдет...
— Правильно, Имано!
— Не выйдет!
По стадиону прокатился грохот аплодисментов, на всех деревьях вокруг стадиона закричали «банзай».
Имано поднял руку, и глубокая тишина снова повисла над полем.
— Нас, простых людей, во всем мире неисчислимое множество. Мы — несокрушимая сила, и наша сплоченность и воля могут предотвратить новые войны. Если мы скажем войне «нет», то никакие силы не посмеют ее вызвать, ибо что сильнее воли народа? Если весь народ дунет, то будет тайфун! Если весь народ топнет ногой, будет землетрясение! Если наш народ в Одзи скажет «нет!» и то же самое скажут в Токио и Осака, в Нью-Е1орке и Лондоне, в Германии, Египте, Аргентине, во всех странах мира, то кто будет воевать тогда?
Раздались возгласы:
— Прекратить войну в Корее!
— Пусть амеко убираются из Японии!
Тогда голос Имано зазвучал еше громче:
— Наш Одзи, товарищи, только маленький городок в Японии. Не на каждой карте его найдешь. Но и в Одзи тоже действует кучка предателей нашей нации, которые хотят запугать простых людей. Фашисты обнаглели до того, что среди бела дня избивают людей только за то, что они подают свой голос за мир.
Фашисты гуляют на свободе, потому что им покровительствуют чужеземцы, а честного человека, настоящего патриота, учителя Сато, держат в тюрьме..
— Освободить учителя!— зазвенели детские голоса с деревьев.
— Свободу Сато-сенсею!
Весь стадион загудел.
— Долой предателей и их хозяев!
— Амеко, вон из Японии!
— Да здравствует мир!
Имано снова поднял руку,
и шум постепенно затих.
— Вся вина учителя заключается в том, что он сказал: «Японцы не будут воевать ни за интересы своих правителей, ни за интересы их заморских хозяев. Японцы будут бороться за мир!» И, как все честные люди, Сато требовал прекращения грабительской войны против корейского народа. И за это он оказался в тюрьме. Но Сато не один, а всех нас в тюрьму не загонишь! Мы требуем освобождения Сато! Мы будем бороться до тех пор, пока не добьемся его освобождения! Будем бороться до конца!.
Дзиро, сидевший на большой ветке клена, нагнулся к Масато:
— Слышал? Рабочие будут бороться за сенсея!
Он облизнул рассеченную губу и улыбнулся. Под глазом у него был большой синяк.
— Сенсея освободят непременно, — кивнул головой Масато. На его щеке красовалась большая царапина. — Если весь народ дунет — будет тайфун!
С соседнего дерева раздался голос Сигеру:
— Смотрите, около трибуны сидят на траве учителя Аоки и Танака и хлопают в ладоши...
Сигеру взмахнул рукой и чуть не сорвался с дерева.
— Только сплоченностью мы можем добиться своего! — Имано потряс сжатым кулаком. — Мы не одиноки в нашей борьбе за правду, справедливость и мир. Мы идем плечом к плечу со всеми простыми, честными людьми всего мира. Мы идем вместе с великими народами Советского Союза и свободного Китая...
Последние слова Имано были заглушены аплодисментами и криками:
— Советскому Союзу банзай!
— Народному Китаю банзай!
Когда Имано закончил свою речь, у трибуны появился владелец магазина «Дом журавля и черепахи» Фудзита и, опираясь на трость, осторожно взобрался на бочонок.
— Я не сомневаюсь, господа, — заговорил он тоненьким, дребезжащим голоском, кивнув подбородком в сторону Имано, — что этот человек умышленно ничего не сказал о нашем императоре и правительстве, потому что Имано — красный, и вся его речь — это коммунистическая пропаганда. Красные подрывают основы нашего государства и хотят поссорить нас с Америкой, которая помогает нам...
— Тебе помогает толстеть, а не нам! — крикнул сидевший около бочонка пожилой рабочий и сплюнул.
Со всех сторон раздались возгласы: