— Извините, пожалуйста, но та собака не лает, которая кусает...

Трое Хаяси тихо рассмеялись.

— Никак, отец, он у Тамы со страху кусок шерсти вырвал? — сказал Дзиро.

— Уж так, сыны, заведено, — усмехнулся отец: — если собака грызет собаку — у обеих рты полны шерсти.

Вернувшись в дом, Хаяси-отец и Хейтаро вскоре заснули. Но Дзиро не спал. До рассвета оставалось не так уж много времени. На востоке посветлел горизонт, завозились за стеной куры, изредка доносились с улицы голоса прохожих — рабочих, возвращающихся с ночной смены.

Дзиро тихо приподнялся с постели, оделся и на цыпочках выбрался во двор. Родителей он с вечера предупредил, что уйдет на рассвете на рыбную ловлю. Прежде чем выйти со двора, Дзиро сквозь ограду внимательно оглядел улицу. На ней никого не было.

Спустя некоторое время он стоял у дома Масато. Протяжно свистнув три раза, он спрятался за деревьями. Недалеко отсюда находился особняк начальника полиции и где-то вблизи могли быть полицейские. Выждав еще немного, Дзиро снова издал протяжный свист. В ответ раздался короткий свист и тихо скрипнула калитка.

Увидев приближающегося Масато с банкой и большой малярной кистью, Дзиро быстро пошел вперед.

— А веревки? — спросил Масато.

— У Сигеру.

Поминутно оглядываясь по сторонам, мальчики стали подниматься в сторону каменных глыб, громоздившихся у подножия горы Одзиямы, под выступающей голой скалой.

Здесь «карпы» условились собраться сегодня на рассвете.

— Пожалуй, лучшего места и не придумаешь — всему городу видно будет, — сказал Дзиро, задрав голову вверх. — Ну что ж, мальчики, начнем подниматься.

— Все-таки немножко страшно, — признался чистосердечно Котаро, но, перехватив насмешливый взгляд Сигеру, поспешно добавил: — Ничего... как-нибудь вскарабкаюсь. ..

— Посмотреть бы, как полицейские будут подниматься сюда, чтобы стереть нашу надпись! — рассмеялся Масато.

— Давайте скорее, — заторопился Сигеру, разматывая веревку, — а то скоро туман начнет рассеиваться.

— Туман продержится еще не меньше часа, — сказал Котаро и с важным видом посмотрел на всех поверх очков. — Я не раз проверял по часам, сколько времени он держится в ложбине.

Внизу весь городок плавал в предутреннем тумане. Только местами чуть заметно темнели трубы лесопилки, пожарная каланча и словно плывущая в волнах тумана плоская крыша храма Инари.

Мальчики вошли в ущелье и стали подниматься по крутому склону скалы. Впереди лез проворный Сигеру. Он первым взобрался на выступ и привязал веревку к основанию кривой сосны, которая росла прямо из расщелины. По этой веревке его товарищи легко взобрались на выступ. Затем Сигеру залез на сосну, перебрался с ветки на верхний выступ и оттуда вскарабкался на плоскую вершину скалы, вплотную примыкавшей к соседней отвесной скале.

Дзиро снизу бросил веревку, и Сигеру привязал ее к камню, похожему на могильный столбик.

Все поднялись на площадку благополучно, только маленький Такао зацепился ногой за высохший куст виста-рии и выронил банку с краской, но Масато, стоявший внизу, успел подхватить ее.

Масато подошел к краю площадки, осторожно заглянул вниз и отскочил назад:

— Ой, как высоко! Голова кружится...

Дзиро показал в сторону городка:

— Надо торопиться.

Мальчики увидели, как сквозь постепенно редеющим туман все яснее проступают крыши домов и деревья.

Сигеру засунул кисть в банку, помешал ею и протянул Такао. Тот взобрался на плечи Масато и начал выводить крупный иероглиф на соседней скале.

— Потолще пиши, — сказал Дзиро хриплым от волнения голосом.

Написав первый иероглиф, Такао спустился с плеч Масато и вывел второй иероглиф, пониже. Каждый иероглиф был такой же величины, как сам Такао.

— Хорошо! — восхищенно воскликнул Сигеру и стал приплясывать.

К нему присоединился Масато.

— Снизу, из города, будет очень хорошо видно, — сказал Дзиро.

Он взял у Такао кисть и написал еще один лозунг, но в этой надписи буквы были уже не такими большими, как те, которые написал Такао.

— Будет видно, если подойти поближе к горе, — сказал Сигеру.

Полюбовавшись надписями, Дзиро скомандовал:

— А теперь скорей вниз!

Спустившись с горы, «карпы» направились к реке.

Поеживаясь от утренней прохлады, мальчики попрыгали в воду.

С вершины горы брызнули и рассыпались во все стороны золотистые нити солнца. С каждой минутой они всё глубже проникали в окутанные утренним туманом ложбины и пади, зажигая искры на покрытой росой траве.