«Это просто старый дом», - стараясь внушить себе немного уверенности, прошептала Елена, не находя объяснений на вспыхнувшее в ее душе чувство, - «Я знаю, старые дома могут быть загадочными. И если они захотят, они смогут поделиться самыми странными и заветными тайнами. Их просто надо услышать», - вдруг, вспомнила она слова своей мамы.
– «Ох, мама», - невольно призналась она себе, - «я не знаю, что это, и куда занесла меня судьба на этот раз, но это чувство тоски по прошлому - оно мне нравится. И оно меня пугает.»

Показавшись девушке бесконечным, подъем закончился такой же невзрачной старой дверью, как и сама лестница. Открыв ее и войдя во внутрь, Елена ахнула. Много она видела комнат и помещений за свою не столь длинную судьбу фотографа, но такое она увидела впервые. Вход, в который они вошли, оказался запасным входом для прислуги, спрятанным за увесистой бархатной гардинной шторой, словно занавес между двумя эпохами - эпохой прошлого и настоящего. И вот теперь этот занавес вдруг открылся. Перед взором Елены предстал большой зал освещенный огромными полукруглыми окнами-витражами, изображавшими эпизоды придворной жизни. Яркие вечерние лучи солнца, шедшие сквозь разноцветное стекло мягким полумраком заполняли все вокруг. Пол, словно продолжение витражей, был искусно выложен разноцветной мозаикой, на изображениях которой меж роскошной виноградной лозы продолжали танцевать разодетые дамы и кавалеры, в искусном танце протягивавшие друг к другу руки. А со стен, от потолка до полы украшенных лепниной, словно с небес, взирали на них пухлые ангелочки, любопытно выглядывая из-за плеч мускулистых богов и пышнотелых богинь, словно что-то хотели шепнуть проходящему мимо гостю. Окаймлявшие стены, шторы, искусными воланами свисавшие до самого пола, элегантно дополняли их застывшие в камне танцы. Это было похоже на сказку.

Елене вдруг показалось, что по той невзрачной лестнице она, словно пройдя сквозь время, вдруг очутилась в каком-то далеком, давно забытом мире. Все так же, слегка придерживая рукой подол платья, она медленно проходила вдоль стен, любуясь извилисто-мудреными линиями их узоров, словно взглядом повторяя движения рук древнего мастера, некогда создававшего всю эту красоту. Она не замечала лихорадочных жестов, посылаемых Моникой в ее сторону, старавшейся изо всех сил привлечь ее внимание. Она не слышала шум доносившийся с другого конца зала, где подвыпившие гости кидались нелепыми шутками, крутясь у шикарно накрытого стола с изысканными закусками и винами. Словно под действием наркоза ее взгляд продолжал плавно скользить вдоль стен, вызывая в подсознании нечто знакомое, теплое и давно забытое. И тут ее взгляд вдруг остановился. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что она стоит и в упор смотрит на совершенно незнакомого ей человека, словно на продолжение изображений мифических персонажей на стенах. Это было приятное овально-классическое лицо мужчины лет тридцати, обрамленное темными, чуть вьющимися локонами черных волос, ухоженно ниспадавшими на плечи. Слегка грустные черные глаза, улыбаясь, смотрели сверху вниз на проходившую мимо девушку. И в них была та же знакомая искорка, что затаилась где-то глубоко в памяти девушки, которая сейчас сильным импульсом непонятных ей чувств давала о себе знать. Незнакомец смотрел на Елену не отрывая взгляда, словно родитель смотрит на свое просыпающееся дитя, боясь выдернуть его из радужных грез сна, терпеливо дожидаясь когда оно проснется. Строгий черный костюм герцога, подчеркивавший его стройный стан, прекрасно вписывался в окружавшую его обстановку. На мгновение очнувшись от нахлынувших на нее чувств, Елена удивленно посмотрела в глаза незнакомцу.

– Это великолепно!
– неожиданно вырвалось у нее из груди.
– Я поражена, - не слыша своего голоса, произнесла Елена.

– Спасибо, - одними губами ответил незнакомец.
– Однако.., - набрать в грудь побольше воздуха, он попытался что-то еще ей сказать, но она прервала его.

– Я знаю, - спокойно произнесла Елена. Будучи предупрежденная Орнеллой, о том, что хозяева дома не хотят никакой огласки со стороны прессы, Елена дала ей слово, что ни при каких обстоятельствах не будет фотографировать внутри помещения, а только в прилегающем к зданию летнем саду.
– Я не должна фотографировать здесь. Уверяю вас, я не буду этого делать.

– ... Брава, - прервав крутившуюся в голове мысль, выдохнул он, продолжая смотреть на девушку.

Елене вдруг показалось, что он хотел сказать что-то другое. В каком-либо другом случае и при других обстоятельствах она бы никогда не посмела прервать собеседника, но сейчас это было не важно, так как все слова, что могли бы быть произнесены, казались ей ничем по сравнению я той мощью и красотой, которую видела она вокруг себя в этом зале.

Но тут к ним подошел новоявленный жених.

– А, фотограф! Вы уже здесь!
– резко произнес он на своем прекрасном английском, одним махом разорвав ту пелену оцепенения, что возникла над собеседниками. Сознание Елены тут же вернуло ее к обыденности текущего вечера. Видя реакцию герцога на его слова, девушка поняла, что тот говорит по-английски и в сердцах поблагодарила бога, что ей хоть для одного из новобрачных не пришлось выполнять роль переводчика. Она автоматически отступила на шаг назад.
– Вот, разрешите представить вас: это герцог Альберто Баккальери!
– с выражением произнес он, делая акцент на слове герцог.
– А это наш фотограф, - возвращаясь к привычному тону добавил он, указывая на, стоявшую перед герцогом, Елену.
– Дом у вас шикарный, герцог, - поворачиваясь спиной к Елене продолжал жених.
– И апперетив превосходный. Одни устрицы в белов вине чего стоят!
– он закатил глаза в подтверждении великолепного вкуса вышеупомянутых устриц.
– Елена, вы бы пошли тоже перекусили что-нибудь, - оглядываясь на фотографа, он кивнул головой в сторону стола.

Словно в подтверждении его слов, подошедшая Моника взяв за руку девушку, тихонько отвела ее в сторону.

– Ты что это замерла перед герцогом как вкопанная?
– выпалила она.
– Бери невесту и бегом в сад, пока совсем не стемнело.

Елена вдруг вспомнила, зачем она здесь, и направилась к накрытому в другом конце зала столу, где наливая себе очередной бокал вина, стояла невеста в окружении своей родни. Одетая в нежно бирюзовую тунику с витой повязкой на голове, словно у мифических персонажей из древнегреческих легенд, она, слегка облокотившись о край стола, о чем-то громко дискутировала со стоявшим рядом с ней папашей, облаченным в темно-бордовый бархатный костюм придворного вельможи времен шестнадцатого столетия.

Сделав несколько снимков в саду под роскошными, усыпанными цветами магнолиями, в увитой зеленью беседке и на расставленных там резных скамеечках, Елена вместе с невестой и ее родней вернулись в зал. Все оставшееся время, проведенное в замке, девушка очень нервничала. Ни на минуту ее не покидало чувство, что за ней наблюдают. Находясь в саду, она как-то мельком взглянула на одно из верхних окон дома, в котором, как ей показалось, она увидела незнакомое лицо женщины. Но, как только Елена ее увидела, та сразу же поспешила задернуть занавеску и скрылась из вида. «Может они действительно до такой степени не хотят, чтоб я их фотографировала...», - не находя объяснений всему происходящему, поспешила сделать вывод Елена и постаралась не принимать это во внимание.

Вечер прошел быстро. Елена за день очень устала, а ей еще надо было перенести все фотографии на ноутбук и хотя бы мельком просмотреть их, чтобы мысленно составить для себя краткий план на завтра, как и где еще можно сфотографировать своих клиентов, чтобы их поездка в Венецию оказалась полной незабываемых впечатлений. Девушка уже собралась уходить, как вдруг ее остановила Моника и попросила задержаться на пару минут.

– Побудь еще чуть-чуть, - умоляюще протянула она.

– Так я же на паром опоздаю, - удивленно пожала плечами Елена. И это было отчасти правдой, так как паромы ночью не ходили, к тому же ей очень захотелось вырваться из этого замка и поскорее снять с себя то ощущение тревоги, что она испытала, находясь здесь, как ей казалось, будучи под неотступным наблюдением теней прошлого.