Довольно долго ладони нежно касались, ластились, как кошки, выпрашивая прощения за упрямство своего хозяина, а ловкие пальцы вдруг одумались и пошли против них. Ухватили сосок, сдавили и слегка выкрутили чувствительную плоть. Не ожидавший атаки Егор вздрогнул от несильной, но резкой боли. Вскрикнул обиженно, нахмурив лоб.

Мастер все еще был непредсказуем. Вроде бы ласкал, но стоило Егору расслабиться, как он тут же привел его в чувство. Намекнул, что он, конечно, сделает ему приятное, как было приказано, но Егор все еще не прощен за те неудобства, которые тот доставил Мастеру своими навязчивыми преследованиями. И, в общем-то, его гнев был понятен, ведь даже Тони, которого Егор считал чуть ли не рабом Максима, не являлся таковым, а уж этот сильный, волевой человек и подавно. И, понятное дело, Мастеру очень не нравилось, когда его пытались к чему-то принудить силой.

– Прости! – прошептал Егор, чтобы хоть как-то загладить свою вину. – Я не хотел доставлять тебе неприятности. Не хотел, чтобы тебя принуждали встречаться со мной. Просто Мальцев, сволочь такая, не подпускал меня к тебе, и я откровенно сорвался…

В этот раз его хлестнули сильно. Пощечина обожгла, заставила растеряться, и еще долго, как выжженное тавро чужой обиды, пылала на коже. Егор чуть язык не прикусил от такой «ласки». Опомнившись, сначала раздул сердито ноздри, но потом догадался, что снова сказал что-то не то, сделал пару вздохов и повторил:

– Прости, я не должен был так говорить. Я извиняюсь перед тобой… И хозяином Клуба. Я… Я больше не буду вас преследовать. Ни его, ни тебя. Обещаю! Прости… и пойми. Я всего лишь хотел еще раз встретиться с тобой и не смог сдержаться.

Ударившая его ладонь вернулась. Мягко погладила место удара, успокаивая пламя своей прохладой, уговаривала его уняться. Потом плавно скользнула по щеке, прихватила подбородок и наклонила его в сторону.

Как и раньше, Егор на миг задохнулся, когда требовательные губы начали оставлять свои влажные следы на его шее. В этот раз не было ни свечей, ни льда, ни меда, ни плетей. Мастер просто ласкал его собой - обнаженной горячей кожей, мягкими губами, сильными своенравными пальцами и даже кончиками коротких прядей волос. Несмотря на кажущуюся простоту, эти обычные ласки заводили Егора чуть ли не сильнее, чем все те затейливые идеи, которые он распробовал во время предыдущих сеансов. Те, давние изощрения не могли не нравиться, ведь они привносили остринку в их постельные игры, но в эти мгновения, когда где-то глубоко под кожей начинала растекаться теплая сладкая патока, Егор действительно наслаждался этой бесхитростностью и простотой, хоть и держался, не показывая этого внешне.

Мастер медленно, очень тщательно вылизывал и обцеловывал оба возбужденных соска, которые будто сами тянулись к его губам. Терся об Егора всем телом, тяжело дышал ему в ребра. Его член - давно твердый и пышущий лихорадочным жаром - нетерпеливо таранил, скользил по бедру Егора, оставляя за собой липкую влагу. Будь тот в постели с кем-то другим, возможно, ему было бы немного неприятно от ее липкости, но в этом почти незнакомом мужчине ему ничто не казалось противным. Наоборот, он отчетливо понимал, что желает его всего без остатка, каким бы тот ни был. Внешне и внутренне.

Такое смирение пугало Егора, потому что оно означало, что Мастер смог получить над ним полную и безраздельную власть. Подразумевало своей кротостью, что Егор отдаст тому все, лишь бы продлить эту близость их тел и сердец, эти сладостные, убегающие сквозь пальцы минуты, которые могут уже никогда не повториться, если он не постарается как-то остановить, удержать их.

Когда губы Мастера нарочито неспешно, как будто у них было все время мира, добрались до паха и начали пощипывать кожу вокруг члена, не касаясь его и как обычно дразня, Егор окончательно убедился, что это тот же упрямый и обидчивый, нежный и страстный, непредсказуемый человек, которого он помнил все эти долгие, полные злобы и усталости, бессмысленно прожитые дни.

– Проси, что хочешь, - прошептал он в пустоту. – Все, что захочешь, проси, но не уходи навсегда.

Целующие его губы испугано замерли над пупком. Не отстранились, и Егор почувствовал, как пресеклось возбужденное дыхание, вырывающееся из них. Мастер затаился, раздумывая над произнесенными словами, и Егор добавил, чтобы убедить его окончательно:

– Проси… да хотя бы через того же Максима. Я выполню любую твою просьбу. Обещаю, что не буду пытаться выяснить, кто ты, и не буду пытаться узнать, как ты выглядишь, пока ты сам не скажешь мне это. Я согласен на повязку, на наручники – да, черт! – я на что угодно согласен! Только позволь мне хоть изредка с тобой встречаться. Пожалуйста! Мне это очень, очень нужно!

В его живот ткнулся влажный лоб. Придавил так, будто Мастер совершенно обессилил и не мог уже держать ровно тяжелую голову. Он дышал Егору в пупок и судорожно сглатывал, а тот, находясь в сильном нетерпении и не менее сильном возбуждении, с трудом сдерживал поток настойчивый, ненужных и унизительных увещеваний. Покорно ждал его ответа.

– Нет, - наконец едва слышно шепнули ему прямо в кожу, и Мастер резко отстранился.

Ошеломленный, раздавленный этим отзвучавшим ответом Егор чуть не закричал от досады. Напряг руки, сжимая со всей силы кулаки, и яростно потерся лицом об плечо, будто стирал так и не пролившиеся из глаз злые постыдные слезы.

– Хорошо, - хрипло сказал он, едва справившись с голосом. – Значит, на этом все. Я больше не буду тебя ни о чем просить. Давай тогда пройдем этот последний сеанс до конца, получим от него удовольствие и постараемся забыть друг о друге. Если, конечно, это вообще окажется возможным.

Как только он закончил говорить, Мастер одним рывком оседлал его, сжал сильно и так привычно коленями. Погладил бережно скулу, будто извиняясь за собственную неумолимость, поцеловал долгим, глубоким, утешающим поцелуем и не стал больше медлить – приподнявшись, направил в себя томящийся без ласки член.