– Макс? – только и смог выдавить Егор между тщетными попытками всосать в себя хотя бы один грамм воздуха.

Тот, должно быть, весь с головой ушел в чувственное блаженство, обезумел от него и все еще не до конца осознавал, что происходит на самом деле, потому что, сморгнув, спокойно, с легкой снисходительностью посмотрел Егору в глаза, а потом выплюнул пояс, раздвинул губы в лукавой улыбке и прошептал таким же, как у него, севшим голосом:

– Не ожидал! Правда?

<center>***</center>

Он был так близок к пику. Так искренне хотел, чтобы часовая бомба, тикающая глубоко внутри живота, обнулила свой счет - взорвалась, разворотила и исковеркала все внутренности, смяла их невероятным, бросающим в беспамятство наслаждением. И для того, чтобы скорее достичь этого взрыва, Максим двигался все быстрее и безжалостнее к самому себе. Душил крик, уже порядком изжевав и обслюнявив пояс, а когда почувствовал, как напрягся Дальский, решил сначала, что тот скоро будет кончать вместе с ним. И лишь когда распахнул глаза, чтобы насладиться видом его искаженного страстью лица, увидел, что тот умудрился как-то освободиться и даже успел сдернуть с глаз черную повязку. Пялился вовсю на Максима огромными изумленными глазами. Медленно бледнел, и все пытался вдохнуть открытым ртом воздух, и, видимо, из-за шока, никак не мог этого сделать.

А когда Дальский позвал его по имени, Максим с безотчетной тоской понял, что это все - весь этот безумный забег по пересеченной местности, растянувшийся на несколько месяцев, наконец-то закончен. Раздвинул губы в кривой усмешке, и от ее невыразимой грусти обратный отсчет его внутренней бомбы сразу прервался. Остановил казавшееся неумолимым тиканье, резанул острым ножом по внутренностям, отомстив за так и не состоявшиеся взрыв.

Максим разочарованно прикрыл глаза, скривил пересохшие губы, восстанавливая спокойное дыхание. Пробормотал устало: «Я убью Станислава!». Приподнялся, чтобы освободить от себя начинающего багроветь от ярости конкурента, не обращая внимания на его простреливающие насквозь взгляды.

В бедро Максима тут же впились сильные пальцы. Больно сдавили кожу и рванули назад. Тот так и не успел сняться с члена, поэтому неуклюже шлепнулся ягодицами обратно на Дальского. Страдальчески охнул и с раздражением уставился на вцепившегося в него мертвой хваткой Егора.

– Куда собрался? – зловеще прошипел тот и еще сильнее сжал хватку. – Заканчивай уже то, что начал! Ну!

Максим только глаза закатил в ответ на это требование. Прошептал устало, но прочувственно:

– Чтоб тебя черти в аду ебли, Гор!

А тот самодовольно оскалился во всю пасть, двинул бедрами вверх, подкидывая сидящего на них Максима, и прорычал низким гортанным рыком:

– Один из них как раз сейчас на мне скачет!

Максим сердито вздохнул, поерзал на нем и ехидно разлыбился.

– У тебя упал, мудила! – авторитетно заявил он.
– На чем скакать-то?

– Ничего, - мрачно заверил его Егор, не уменьшая нажима пальцев. – Шоу оказалось чересчур шокирующим, знаешь ли. Но я думаю, он очень быстро оправится.

– Ну-ну! – с насмешкой протянул Максим.

Глянул на собственный, пытающийся спрятаться под крайнюю плоть член и, закусив язык от азарта, пару раз решительно перебрал этого беглеца пальцами.

Член подумал-подумал и неуверенно пополз обратно за новой лаской. Буквально за полминуты распрямился во весь рост, гордо затвердел и закрасовался багровой головкой. Максим мягко работал одной рукой, будто пряжу на ткацкий станок подавал, а другой поглаживал свою снова зарумянившуюся грудь и пощипывал ревнивые, отвернувшиеся друг от друга бугорки сосков. Дальский пялился на все это, держал Максима за жопу, держал падающую челюсть, а его член, все еще пребывающий внутри Максимовой задницы, медленно, но уверенно приходил в себя. Быстро восстанавливался, набирал прежний вес и приобретает прежнюю отличную бойцовскую форму.

Наигравшись в умелую ткачиху, Максим прекратил голубить свой член и возложил его, как маршальский жезл, на живот Егора. Подвигал задом, устаиваясь поудобнее, захлопнул веки, замычал довольно и сделал первое движение в новом цикле полонившего его танца.

– Я убью Станислава!.. – шептал он, взлетая и опускаясь, взлетая и опускаясь. – И Тони убью!.. И Филиппа убью!..

Качнулся, позволяя члену почти полностью выскользнуть из себя, ловко поймал его за самую головку сильными мышцами и снова резко насадился, вырвав у Егора хриплый вскрик.

– И тебя прикончу, ублюдка такого!.. – добавил угрюмо.

Еще раз выпустил Егора и снова со всего размаха проглотил его твердую плоть до самой подобравшейся мошонки.

Пробормотал с тоской:

– И сам, блядь, сдохну!

А потом вскинул голову, раскрыл губы и застонал громко, протяжно и так мучительно, как будто с болью рожал эти звуки. И стонал так на каждом толчке, которыми мгновенно напрягшийся Егор, чуть сгибая сильные ноги, умудрялся награждать его снизу. Стонал так, как будто вместе со стоном выстанывал наружу всю свою душу. А когда раскрывал глаза и опускал взгляд, видел, как Егор таращится на него неприкрыто людоедским взглядом. Таким, будто хочет разорвать его на куски голыми руками. Таким, будто хочет сожрать его мясо сырым, интеллигентно отделяя волокна окровавленными пальцами, потом не спеша – смакуя - высосать мозг, а на десерт, урча от сытости, долго облизывать все его кишки и внутренности, оставив от Максима под конец лишь обглоданные белые кости.