— Да кто сглазит, Прибылиха?

— Известно кто — лиходеи! Самому князю невесту везём! Ой, чёрный глаз, недобрый глаз — помилуй нас! — И нянька плевала через левое плечо.

Одна недобрая встреча всё-таки была — уже в Смоленске, где остановились ненадолго передохнуть и помолиться в Божьем храме. Проходивший мимо мужик окинул боярышню долгим взглядом. Агаша вся вспыхнула, почуяв его дерзкий взгляд на своих персях.

— Ишь, сладка ягодка! — молвил. — Всё есть!

— Пошёл вон! — Кошкой кинулась нянька Прибылиха. — Есть, да не про твою честь!

— Ну-ну, — покивал мужик, отходя. — А только наперёд не угадаешь.

Прибылиха после этого долго плевалась и шептала заговоры, отгоняя порчу.

Свадьбу играли в Киеве, куда в разгар лета, сразу после Петрова поста, прибыла Агафья. Стольный град Руси поразил девушку. Она не думала, что где-то есть города, столь же прекрасные, великие и обильные, как Новгород. Белокаменные соборы с горящими на солнце куполами, крепкие стены, Золотые ворота, шумный тесный причал и ещё более шумный пёстрый торг, разноплеменная речь гостей и простых путников, боярские дворы, монастыри — всё поражало и восхищало. Девушка простодушно вертела головой, ахала и всплёскивала руками.

Княжеский терем восхитил её ещё больше. Онемев от изумления, Агаша была как во сне. Она послушно дала увлечь себя на женскую половину княгине Анастасии и двум Мономаховнам — Евфимии и Марице. Втроём, вместе с ближними боярынями и прислугой, они готовили девушку к свадьбе — парили в бане, окачивая росным ладаном, умывали с серебра, потом расчёсывали рыжеватые, чуть вьющиеся волосы, белили и румянили, обряжали в нарядное платье. Девки-песельницы день-деньской выводили свадебные причитания. Иногда Агаша вторила им — если получала знак от княгини Анастасии. Молодая Мономахова жена готовила девушку с грустью — уже более десяти лет она была замужем и могла бы ждать, когда приспеет время её дочери. Судьба распорядилась по-своему — Анастасия была бесплодна.

Бедное маленькое сердечко Агаши то замирало, то начинало стучать быстро-быстро в ожидании свадьбы. К аналою шла, как в тумане, ожидая мига, когда увидит воочию жениха. Сквозь плотное покрывало она смутно увидела высокого плечистого витязя и испытала лёгкое разочарование — борода похожа на бороду её отца. Неужели князь Мстислав так стар? Ах да, ведь его помнил ребёнком покойный дед, а отец в отрочестве был приятелем... Её муж — ровесник отца?

Агаша почти не слышала венчальной службы, терзаясь в догадках, и ахнула, когда Мстислав откинул с её головы покрывало, чтобы поцеловать жену. Он был высок, на полголовы выше её брата Ивана, плечист, статен — и стар. Ну ещё бы — если князь Всеволод его старший сын! Однако Агаша всё-таки привстала на цыпочки и потянулась губами.

Поцелуй был холоден и спокоен. Мстислав сверху вниз глянул на круглолицую девушку с чуть вздёрнутым носом и маленькими вишнёвыми губами. Карие глаза смотрели с тревогой.

Ночью Агаша разочаровала Мстислава, испугавшись его, и он, отвернувшись от молодой жены, тотчас забыл про неё.

После подавления мятежа Скарбримира польский король Болеслав наконец смог обратить внимание на своих врагов. Было их много — во-первых, брат Збигнев, который не давал покоя, во-вторых, червенские князья Ростиславичи, продолжавшие тревожить окраины Польши войной. Ну и изгой Ярославец Святополчич. В Венгрии он не прижился — вдова казнённого Коломаном Альмоша, мать его ослеплённого сына Бэлы, Предслава ничем не могла помочь брату, а новый король Стефан был слишком занят своими делами. Он обещал прислать войска, посоветовал обратиться к чешскому королю Братиславу за подмогой, но этим его помощь и ограничилась. И Ярославец перебрался в Польшу, где вторая его сестра, Сбыслава, была королевой и матерью наследника.

Однако и при дворе Болеслава пришлось долго ждать благоприятного момента. Король не хотел давать родственнику войска — собственные границы нуждались в охране. Володарь Ростиславич подхватил стяг войны, выпавший из руки ослеплённого Василька, и превратил ляхов в своих врагов. Улучив момент, он собрал огромную армию и двинулся на Польшу, разоряя города и сёла и угоняя жителей в Приднестровье. Небольшие отряды городского ополчения не могли его остановить.

В тревоге за судьбу страны король Болеслав призвал на совет своих можновладцев. Князь Ярославец тоже был там как родственник, надеясь, что этот случай поможет ему добиться своих целей.

— Ростиславичи — сильные враги, — говорил Болеслав. — Володарь — сват Мономаха, они союзники. Эта война может дорого обойтись Польше. Если Володарь попросит у Мономаха полки...

— Не попросит, — покачал головой Ярославец. — Они более не в родстве.

— Вот как? — оживился король. — Он, как и ты, поссорился с Мономахом?

— Нет. До меня дошли вести, что князь Роман Мономашич, который держал мою Волынь, умер. Он был мужем Володаревой дочери. После его смерти княгиня постриглась в монахини, ибо детей у них не было.

— Значит, Ростиславичи больше не связаны с Мономахом?

— Нет. И их можно повоевать.

— Ты хочешь просить у меня войска на две войны? — нахмурился Болеслав. — Вспомни, в прошлом году ты уже ходил на Червень. Но посадник Мономаха выбил тебя из-под города. Ростиславичи сильны. Правду молвить, я бы хотел видеть их нашими союзниками, а не противниками в предстоящей войне. Но время упущено!

— Отнюдь, ясновельможный король! — вступил в беседу Пётр Власт, долгое время бывший послом Польши на Руси и многое сделавший для того, чтобы усмирить мятежника Скарбримира. — Именно сейчас и можно сделать Ростиславичей союзниками!