существу: «синтезируемые» материалы столь различны, что, по Белому, итог

должен быть чуть ли не общедоступным, отвечать на весьма многообразные

потребы. Белого явно раздражает эта «общедоступность»: характеристика

строится по видимости из «положительных» и «отрицательных» элементов, но

на деле никакой «положительности» здесь нет: всё — об Иванове как об

«отравителе чистоты воздуха», Иванове-теоретике, профанирующем

общедоступностью мистико-религиозную догму

Говоря о теориях Вяч. Иванова, действительно основополагающих для

русского символизма, обычно ограничиваются указаниями на его учение о

«реалиоризме», как называл его сам автор: «… от видимой реальности и через

нее — к более реальной реальности тех же вещей, внутренней и

110 Белый Андрей. Воспоминания об А. А. Блоке. — Записки мечтателей,

1922, № 6, с. 71.

сокровеннейшей…»111 Однако это философско-методологическое обоснование

символизма — не исчерпывающая и не исходная посылка рассуждений

Вяч. Иванова, но скорее всего завершающая, итоговая формула. Исходит же

Вяч. Иванов не от такого рода обобщений, сводимых в каком-то смысле к

решающим положениям старого идеализма, но от новейших образцов

буржуазной философии: Ницше, идеи которого Иванов «подкрепляет»

филологической ученостью, и в особенности — от Соловьева. Так же как и в

других случаях, необходимо тут напомнить, что дело не просто в философско-

литературных воздействиях. Если бы суть была только в злокозненных

хитросплетениях схоластической мысли Соловьева, то ситуация была бы

относительно проста. Важнее то, что, при несомненной литературной

талантливости и большой философско-филологической эрудиции, Вяч. Иванов

пытается ответить по-своему на художественные вопросы, возникающие в

творчестве таких серьезных деятелей искусства, как Блок, Мейерхольд и т. д.,

улавливая эти проблемы в самой практике поэзии, театра и т. п. Потому-то

Блоку и приходилось бороться в себе с идеями Вяч. Иванова, потому-то была в

них известная притягательная сила, что здесь предлагались видимые, искусно

сконструированные ответы на реальные нерешенные вопросы современных

художественных исканий. Иначе — сама эта внутренняя борьба была бы

простым недоразумением.

И тут надо сказать, что Вяч. Иванов с гораздо большей ясностью, чем тот

же Белый, формулирует одну из основных проблем, волнующих Блока-

художника. В ряде работ он пишет о распадении личности, о раздробленности

характера современного человека, об отъединении личности от общей

коллективной жизни и необходимости преодоления этого распада

общественных связей. Подкрепляя все это изысканиями в античной и

новоевропейской филологии, Вяч. Иванов придает видимость убедительности

своим ответам на волнующие серьезных художников вопросы искусства. На

деле эти ответы — конструктивные схемы типа соловьевских, они пронизаны

«мистическим оптимизмом»: все в общественной жизни и в искусстве уладится

само собой, автономными, безотносительными к социальной борьбе

процессами развития культуры и личности. Так, в общественной жизни

современности, по Иванову, уже есть признаки появления «синтетической»,

«органической» эпохи; период распада связей уже кончается, это

самодовлеющий, далекий от революции и не нуждающийся в ней процесс: «То,

о чем мы “пророчествуем”, сводится, с известной точки зрения, к предчувствию

новой органической эпохи. Для недавно торжествовавшего позитивизма было

едва ли не очевидностью, что смена эпох “органических” и “критических”

закончена, что человечество окончательно вступило в фазу критицизма и

культурной дифференциации. Между тем уже в XIX веке ряд симптомов

несомненно обнаруживал начинающееся тяготение к реинтеграции культурных

111 Иванов Вяч. Две стихии в современном символизме (1908). — В кн.: По

звездам. СПб., 1909, с. 305.

сил, к их внутреннему воссоединению и синтезу»112. Далее к соловьевским

идеям «реинтеграции» и «синтеза», толкуемым не столь фантастически, как у