Этот органический для Блока ход внутреннего развития приводит его к

принятию Октября как закономерного этапа народной революции. «Помню

холодное зимнее утро, когда, придя к нему, услышал, что он “прочувствовал до

конца” и что все совершившееся надо “принять”»223, — вспоминает

современник.

В творческом плане принятие народной революции и стремление ее понять

означало для Блока, что внутренние противоречия человеческой личности

могут найти решение во вставшей на новые пути исторической жизни народа.

«Революция — это: я — не один, а мы. Реакция — одиночество, бездарность,

мять глину» — так записано в дневнике Блока от 1 марта (16 февраля) 1918 г.

(VII, 328). Таким образом, согласно Блоку, революция дает новую перспективу

для решения тех духовных коллизий, о которых говорит третий том лирики.

Открывались новые возможности для художественной реализации волновавших

Блока проблем. Выделенный из «лирического потока» субъект поэзии, для

которого Блок на протяжении всей своей поэтической эволюции после 1905 г.

искал исторических обоснований, мог приобрести эпически-народное звучание.

Мог измениться сам лирический субъект — стать в более открытой форме

223 Зоргенфрей В. А. А. А. Блок. — Записки мечтателей, 1922, № 6, с. 141.

«народным» героем, представителем социальных низов старого общества, что

опять-таки было предметом давних исканий Блока. Наконец, Блок мог и должен

был, обретя новую перспективную основу для изображения современной

личности, испытать свои силы в более монументальных жанрах поэзии — в

области поэмы (что, несомненно, было одной из важнейших творческих задач

дореволюционного Блока). Именно так и происходит в крупнейших

художественных произведениях Блока революционной эпохи — «Двенадцати»

и «Скифах».

И тут всплывает целый ряд общих творческих проблем, связанных с

лирикой Блока и с его эволюцией в качестве лирического поэта. Новые и

значительнейшие создания поэта следует причислять к эпическим,

монументальным родам поэтического творчества прежде всего с точки зрения

их содержательных, идейных качеств, а не только формы. С другой стороны,

лирика как жанр словно бы угасает в его послереволюционном творчестве;

Блок публикует в революционные годы в довольно большом количестве свои

прежние стихи, но новых произведений в том роде творчества, который создал

ему славу, не появляется. Получается как будто неожиданный художественный

поворот, соответствующий общественному повороту, тоже воспринимавшемуся

частью современников как неожиданный. На деле, конечно, все обстоит

значительно сложнее. Дореволюционная лирика Блока находится в

определенных соотношениях с его послереволюционным эпическим

творчеством, так же как эволюция Блока-поэта многое объясняет в

общественном поведении Блока-человека в эти годы.

Понятно стремление некоторой части врагов блоковского творчества

представить новые произведения неорганичными для Блока, не связанными с

его предшествующим движением, находить в них «вдруг революционное», —

такая их трактовка говорит не только о художественной недальновидности

критиков Блока, но и об их собственной общественной позиции. Однако и в

кругу «друзей» поэзии Блока, как современников, так и теперешних

исследователей, существовала и существует тенденция (основывающаяся,

главным образом, на одностороннем, преимущественно художественно-

стилевом изучении и восприятии блоковских произведений) не видеть

серьезных и глубоких изменений в мировоззрении и творчестве поэта. Сам

Блок усматривал и единство в своем пути и резкий перелом. Вспомним еще раз

дневниковую запись от 7 января 1919 г.: «Но какое освобождение и какая

полнота жизни (насколько доступна была она): вот — я — до 1917 года, путь

среди революций; верный путь» (VII, 355). Настаивая на том, что в основном,

главном направлении своего жизненного движения он шел именно «верным

путем» и «среди революций», то есть что он органически пришел к своему

послереволюционному творчеству, Блок, как поэт трагической темы, вместе с

тем видит и огромную новизну задач, вставших перед художником и просто