«гармонического» философа в художестве наиболее яркими (даже можно

сказать так: отталкивающе-яркими) получаются картины душевного и

телесного ущерба. Дело тут в том, что в конечном итоге настаивание на

умозрительном «синтетическом» преодолении действительности означает, что

художник остается во власти дурной действительности, буржуазного мира,

буржуазных противоречий, им изображаемых. Отсюда — и натуралистический

экспрессионизм художественного изображения, внешне как будто

противоречащий «синтетическим» заданиям. По существу же все это вполне

соответствует замыслу: распятый, мертвый, натуралистически отталкивающий

Христос нависает над миром, над историей, впавшей в расщепление, в ущерб,

который далее должен быть преодолен в «синтезе» воскресения:

Было видно, как два вампира

С гримасою красных губ

Волокли по дорогам мира Забинтованный труп.

Для традиционно-религиозного восприятия это, конечно, не только

отталкивающая, но и кощунственная картина. Для самого же Белого это

«синтетическая революционность» стиля, искусство, ведущее к «гармонии».

И чем острее такая отталкивающая картина духовного и телесного

разложения старого мира, тем неизбежнее, по Белому, единственно возможным

ответом на нее становится грядущее воскресение:

Эти проткнутые ребра,

Перекрученные руки,

Препоясанные чресла —

В девятнадцатом столетии провисли:

— «Господи,

И это

Был —

Христос?»

Но это —

Воскресло…

В дальнейшем в поэме описывается, как из «прежней бездны безверия»

возникает «мировая мистерия» духовного возрождения, воскресения. В поэме

Белого 24 главы; в девяти первых описываются жизнь и смерть Христа. Только

что приведенная цитата — из 10-й главы. Описанию «мировой мистерии»

воскресения в космическом масштабе посвящены главы 11 – 14. Это

воскресение — субъективный, внутренний процесс духовного возрождения,

пробуждения «синтетических начал» в мертвецах старого мира, встающих из

«бездны безверия». Описывается в своем роде «революция духа». Далее, в

15-й главе, от космических масштабов автор переходит к России: здесь

выясняется, что «революция духа» происходит в России, и она-то и

обусловливает социальную революцию:

Россия,

Ты ныне

Невеста…

Приемли

Весть

Весны…

В главах 16 – 19 описывается уже более конкретно русская революция;

здесь есть и сатирический портрет «очкастого, расслабленного интеллигента»,

твердящего пустые общие места «о значении Константинополя и проливов», и

«домовой комитет», и, наконец, «тело окровавленного железнодорожника» —

жертвы революционных событий. Своего рода «шапкой» над всеми этими

эпизодами стоят слова из 16-й главы о том, что «все, все, все сулит

невозможное»; здесь даже «паровики, убегающие по линии», твердят: «да

здравствует Третий интернационал». Едва ли возможно сомневаться в

искреннем желании поэта по-своему принять революцию и понять ее, — на

общем фоне тогдашней реакции буржуазного крыла литературы на

революционные события такого рода вещи давали повод зачислять Белого,

наряду с Блоком и Есениным, в «изменники». Однако подлинны? смысл всего

этого построения опять-таки реализован в композиции и в образной структуре

произведения и постигается только через них. Мы видим, что поэма Белого

построена как бы «обратным ходом» по сравнению с «Двенадцатью», — то, что

в блоковской поэме было финальным эпизодом, имеющим совсем особый

смысл в общем идейном построении, здесь решительно доминирует над всей

композицией; львиную долю места в целом занимает прямо образ Христа, и

отсюда «раскручивается» весь внутренний сюжет. Сама революция оказывается

эпизодом в «мистерии» воскресения. Поэтому-то социальный ее аспект

появляется только на фоне общей мифологической истории крестных мук

Христа…

В главах 20 – 21 снова появляется натуралистически экспрессивный образ

трупа; описывается — по непосредственной логике сюжета — жертва