приходится внутренне бороться, многое преодолевать, и это с большой

остротой проявляется в деятельности Блока-драматурга вообще, и в его работе

над «Королем на площади» в частности. Блок стремился найти для

художественного претворения образы деятельных, активных людей. В ходе

поисков Блок осознает, что заговорщики-анархисты представляют не

революцию, т. е. будущее, но прошлое, они плоть от плоти старого

общественного строя. В самой пьесе их роль сводится к тому, что они

выражают разрушительный буржуазный

индивидуализм. Тема

бесперспективности индивидуалистического своеволия в дальнейшем

творческом развитии Блока-лирика играет огромную роль. Любопытно, что

стихотворение «И я любил, и я изведал…» (1908), посвященное как раз анализу

«демонических» переживаний индивидуалиста, называлось в первой

публикации «Анархист» и содержало строфы, оправдывающие это сближение

буржуазного индивидуализма с анархическими теориями.

Темы социальной смуты, социальных контрастов в драме значительно

обогащаются и усложняются в связи с наличием в окончательной редакции

образов анархистов. Стремление довести прояснение социальной

дифференциации до определенной четкости присуще циклу стихов Блока о

событиях первой революции, не случайно во втором издании сборника

«Нечаянная Радость» выделенному в специальный раздел под заголовком

«1905». Четкость эта особенная, в определенном смысле несколько

схематичная, — Блок резко разделяет социальные верхи и низы, притом для

читателя нет сомнения, что сам поэт на стороне социальных низов. Большую

роль в творческом прояснении социального смысла происходящего для Блока

сыграла работа над «Королем на площади». Основными противниками в

социальной драме, изображаемой в этом произведении, являются Зодчий и его

Дочь. «Нищая дочь толпы», она возглавляет и по-своему направляет стихийное

недовольство массы. Зодчий творит, идейно обосновывает и охраняет старый

порядок, колеблемый социальной смутой. В таком виде в конфликте пьесы

наличествует еще та схематичность, о которой шла речь выше. Образы

анархистов усложняют и углубляют это несколько прямолинейное построение.

Не случайно Дочь-Зодчего поэтически — не просто повторение Прекрасной

Дамы, но и один из первых вариантов «стихийного» женского образа,

характерного для второго тома лирики Блока. Аналогия образа Дочери Зодчего

с анархистами обновляет и углубляет общую концепцию драмы. Черты

трагического и демонического индивидуализма обогащают тему «древней

сказки»: и анархисты и Дочь Зодчего вносят в социальную драму низов черты

прошлого, ведут восстание к неизбежному крушению.

Проясняется в этом общем социальном контексте и образ Зодчего, глубоко

задуманный, хотя и туманный в выполнении. В этом образе, по-видимому,

сказались бытовавшие в ту пору в определенных кругах буржуазной

интеллигенции ницшеанские идея. «Сверхчеловек» Зодчий требует от Поэта,

чтобы тот научился различать добро и зло, однако из совокупности его

рассуждений ясно, что его этика — это этика неизменяемой иерархии старого

общественного порядка. Злую пародию на этот «высокий» образ дает образ

Шута, быть может социально наиболее интересный в пьесе. Величественные

речи Зодчего в устах Шута превращаются в пошлость. Наиболее глубокое

выражение злая ирония поэта над старым порядком находит в той грани этого

образа, где Блок издевается над либерализмом, «постепеновщиной» всякого

рода. В воспоминаниях В. П. Веригиной приводится любопытная реплика Блока

после чтения «Короля на площади» в театре Комиссаржевской: «Зодчий и его

дочь — это кадеты»263. В отношении Зодчего сообщение это может быть

подтверждено объективным идейным анализом пьесы.

Финал пьесы мрачен. Гибнет «древняя сказка», старый строй, однако

неясно, что придет ему на смену. Из изложенного выше понятно, что гибель

основных героев пьесы свидетельствует о бесперспективности их общественно-