Как показывают дневниковые записи Блока всего этого периода, Терещенко

развивал перед поэтом своего рода концепции «искусства для искусства». Так,

Терещенко утверждал, что он «не понимает людей, которые могут

интересоваться, например, политикой, если они хоть когда-нибудь знали

(почувствовали), что такое искусство…» (VII, 163). Ближайшие же наброски

Блоком характера Бертрана показывают, что он идет совсем иным путем. Его

Бертран — сын тулузского ткача, он самостоятельно «пробивался» в рыцари, он

многое перенес в своей жизни. Угрюмым он стал из-за этих трудностей. Но

главное то, что он «белая ворона» среди рыцарей не только потому, что его

постоянно унижают, — дело не только в двусмысленности социального

положения. Дело еще и в том, что он сам постоянно чувствует себя человеком

социальных низов, лопавшим в чуждую, внутренне ему далекую среду, он не

может сочувствовать «забавам» вроде охоты на крестьян, и т. д. Блок строит

образ демократического человека в сложной социальной ситуации. Это

органично для него: в духовной жизни Блока 10-х годов проблема

демократического человека в обстановке развала старых социальных норм и

революционного брожения в стране и в мире играет огромную роль, и работа

над образом Бертрана идет в этом же направлении.

Далее, Блок усложняет образ Бертрана нравственными элементами, делает

этого героя носителем любви, верности, безусловной преданности раз навсегда

принятым обязательствам долга и чести. Сочетание демократических и

трагедийно-нравственных начал и дает образ Бертрана, снимает возможность

трактовать весь конфликт в связи с ролью Бертрана в нем в духе «искусства для

искусства». Итоги спора с Терещенко по поводу конфликта и характеров «Розы

и Креста» обобщены Блоком в дневниковой записи от 23 февраля 1913 г.:

«… искусство связано с нравственностью. Это и есть “фраза”, проникающая

произведение (“Розу и Крест”, так думаю иногда я)» (VII, 224).

Решение такого рода проблем было делом сложным для Блока ввиду

трагической противоречивости его мировоззрения. Отводя соблазны красочно-

зрелищного плана, он наткнулся на новую трудность, возникшую уже из

коллизии между его новыми художественными поисками и конфликтным

замыслом, во многом восходящим к его прежним исканиям. Все более

углубляясь и усложняясь в нравственном плане, приобретая двойственность в

отношении фабульных событий драмы, образ Бертрана органически перестает

быть главной движущей силой в сюжете. Однако надо было найти фигуру,

действия которой имели бы прямое отношение к основной теме и

одновременно — к историческим событиям, описываемым в драме. Единство

конкретно-исторических и философско-психологических начал подсказывалось

Блоку всей логикой его пути драматурга и стремлением к «шекспиризации».

Эпоха, которую изображает Блок, в его толковании является переломом

революционного типа. Естественным для Блока в этих условиях представляется

стремление прямо соединить историческую действенность с определенным

типом личности, при этом играющим ведущую роль в конфликте. На

протяжении долгого и самого трудного периода в работе над драмой Блок

возлагает подобную роль на образ Гаэтана. Носитель романтического «зова»

становится вместе с тем и активным участником исторических событий:

Если там льется

Кровь оскорбленных, —

Все мы встанем под знамя восстанья

И будем сражаться за правых!273

В ходе напряженной работы над действенным началом в драме Блок делает

Гаэтана альбигойцем, идеологом и одним из вожаков вооруженных

крестьянско-ремесленных отрядов, ведущих революционную войну с

социальными верхами. При встрече с Бертраном, которому Изора поручила

разыскать и привезти певца, носителя «зова», Гаэтан пытается склонить и

Бертрана к столь же действенному самоопределению в социальном конфликте.

Бертран отказывается по нравственным мотивам. Преследуя свои цели, Гаэтан

соглашается ехать с Бертраном и дает ему слово не нападать на замок