И, наконец, там, где рисунок отношений строится «фабульно» (что в целом

является характерным для стихов из «Неподвижности» — здесь берется только

более резкий образец: стихотворение конца 1902 г.), особенно отчетливо видно,

что разнонаправленность образов героя и героини есть коренная,

основополагающая особенность всего этого лирического сюжета в целом:

Я искал голубую дорогу

И кричал, оглушенный людьми

Подходя к золотому порогу,

Затихал пред Твоими дверьми.

Проходила Ты в дальние залы,

Величава, тиха и строга

Я носил за Тобой покрывало

И смотрел на Твои жемчуга.

Герой предан героине безраздельно — и как раз это острее всего обнаруживает,

насколько она отлична от него, как он далек от нее.

В стихах раздела «Неподвижность» неслиянность героев и общего

лирического потока стихотворения ощущается гораздо резче, чем в

анализировавшихся выше совсем ранних блоковских вещах. Происходит это

потому, что гораздо большей определенностью, четкостью отличаются сами эти

герои. Далее, чувство отдельности героя, его отличие от обычного лирического

«я», часто отождествляемого читателем с авторским «я» (что всегда, конечно,

неверно), его «объективация», несомненно, усиливаются подчеркнутой

разностью героев, явным драматизмом их отношений. Общий сюжет всего ряда

стихов, а также чаще всего и отдельного стихотворения — строится на

своеобразном диссонансе, на «несоответствиях». По-видимому, с этими

«несоответствиями», относящимися к образной структуре, связаны также

ритмические особенности стиха, применение ритмических «диссонансов» как

системы. Как совершенно верно указывал в свое время В. М. Жирмунский, в

первой книге Блока обобщено «подспудное» развитие дольника в русском

стихе. Дольник из единичного эксперимента превращается в закономерную

систему: «В “Стихах о Прекрасной Даме” русский тонический стих вступает в

новый период своего развития. Здесь впервые дольники становятся

органическим явлением русского поэтического языка, стиховою формой,

равноправной со старыми силлабо-тоническими размерами»53. Однако

происходит это на фоне общей силлабо-тонической стиховой культуры. Для уха,

воспитанного на силлаботонике, непривычные, «не на своих местах» стоящие

ударения звучат как диссонанс:

Вхожэ я в тймные хрбмы,

Совершбю бйдный обряґд.

Между первой и второй строками тут словно какой-то провал, яма, — так резко

бьет в ухо непривычность «дольниковых» ударений, особенно остро

ощущающихся в начале второй строки. Диссонансы такого рода уже сами по

себе, непроизвольно, настораживают, рождают какую-то тревогу,

неуверенность, — очевидно, «диссонирующая» метрика как-то связана с общим

характером отношений героев, с тем, что они такие разные, так необычно и

изнутри-драматически относятся друг к другу. Как бы то ни было, в

отношениях героев нет никакого «синтеза», гармонии, взаимопонимания,

внутренних соответствий; напротив, они скорее характеризуются

несоответствиями, взаимным непониманием, дисгармонией, диссонансами. В

этом смысле стихи о Прекрасной Даме, собранные в разделе «Неподвижность»,

представляют собой драматически обостренное, усиленное, резче выявленное

продолжение основного структурного принципа ранних стихов конца

90-х годов.

Однако важно выяснить не только сходство, но и различия — иначе Блок

топтался бы на месте и самая новая тема была бы просто бессмысленным или

непонятным и бесплодным отклонением от наметившихся вначале тем и

творческих путей. Наиболее существенное из отличий — это то, что сам

«роман», сами отношения между героями перестали быть только частным

случаем, происшествием индивидуальной душевной жизни с несколько

банальной психологической окраской. Выше анализировались, после ранних

блоковских стихов, также вещи более поздние, стоящие рядом со стихами о

«Даме», — произведения, где основными темами являются «общее»,

«мировое», «катастрофическое». Такой «сдвиг» (ведь стихи эти возникали

рядом с «романом Дамы») был произведен именно для того, чтобы стало