Шрифт:
– Где ты? Я тебя ненавижу!
Потом она клятвенно уверяла, что занервничала и оговорилась, что на самом деле хотела сказать «я тебя не вижу». Думаю, что так оно и было.
Тем не менее, смеясь, мы с Волошуком стали предлагать варианты того, что еще она, занервничав, могла сказать Карманчику.
«Где ты? Я тебя не обижу».
«Где ты? О тебе помнит рыжий».«Где ты? У тебя мои лыжи».«Где ты? Я тебе вырву грыжу».«Где ты? Кто тебя лижет?»
«Где ты? У тебя попа ниже».
Оговорки - обычное дело. Оговорки со сцены - отдельная тема.
Волощук должен был сказать: «... я тут мечусь из угла в угол», а сказал: «я тут мочусь из угла в угол». Получив такую реплику, Котя посмотрела по сторонам и сказала: «Да нет, тут вроде сухо кругом».
Играя Фамусова, Танелюк выдал: «Вот то-то, все вы гордецы! Смотрели бы как мерили отцы».
Ну оговорки - ясно. Но есть ослышки. Вот тут уже Фрейд обязан был копнуть поглубже.
Помню я сказал Самойленко:
– Принеси мои диски.
Волошюку же послышалось черт знает что.
Он подошел ко мне и тихонько поинтересовался:
Что ты ей сказал? Отрасти свои сиськи?
Господь с тобой! У тебя одни сиськи на уме.
При чем тут я?
– обиделся Волос.
– Это ты сказал.
А вот невероятная чудо-ослышка.
Идет генеральная репетиция. Мы стоим за кулисами. Гремит музыка.
Карманцева громко, стараясь перекричать динамики, спрашивает Седого:
– Женя, когда наша сцена?!
Казалось бы, безобидная фраза. Но Женино лицо расплющивается от удивления. Он, совершенно обалдевший, переспрашивает:
– Хочу ли я тебя?
Все дело в том, что он к ней безнадежно неравнодушен. За действительное принималось желаемое, хотя услышанное далеко от сказанного.
Глава двадцать четвертая
Карманчик
Карманчик, у меня для тебя хорошая новость.
– Какая?
В следующем году в моде будет плоская грудь.
Правда?
Нет, вру. Просто хотелось видеть тебя радостной.
Какая прелесть, - она просто светится от счастья.
Рада тебя видеть!
Я не обманываюсь. Карманчик смеется над всеми шутками. Кто бы как бы не шутил. Она - минимум - хотя бы улыбнется.
Главная особенность Карманчика - она хочет быть со всеми в хороших отношениях.
Всем она рада. Всех она любит. Всех готова понять. Хотя подобная всеядность иногда настораживает...
И Карманчика все любят. Души в ней не чают. Хотя и тут, наверное, стоит задуматься. Как так? Если человек нравится всем, значит, либо его нет, либо его очень много: для каждого есть своя маска.
Некоторые неуравновешенные девушки из нашего коллектива по-хорошему (как они говорят) завидуют Карманчику. Вот уж, дескать, кому повезло. Богатая мама купила доченьке театр. С режиссером, с актерами, со всеми потрохами... Сама молоденькая, чистая, симпатичная, живет на всем готовом. Словом, счастливая.
Все это так. На первый поверхностный взгляд. Но если присмотреться - «все не так уж радужно вблизи». Берусь доказать.
Во-первых, она понимает, чем больше она принимает от мамы, тем больше она зависима. Именно поэтому она у матери денег не берет и старается зарабатывать сама. Соглашается на любые подработки, корпоративы и съемки, хватается за всевозможные халтуры, лишь бы деньги платили. Питается в кафе «домашней кухни» и Макдональдсе. Копит на отдельную квартиру.
Ослабевает ли эта зависимость? Нисколько. Дело не только в деньгах. Елизавета Юрьевна - сильный волевой человек, и в семье всегда последнее слово за ней. Контроль за девочками - у нее три дочери - не буквальный, но полный и круглосуточный.
На любой свой поступок Карманчик глядит глазами матери и при малейшем сомнении правильности своего шага ищет ему оправдание.
Короче, Карманчик пошла в отца - неуверенная личность.
Если бы она вдруг не любила мать (предположим), то была бы вынуждена либо делать вид, что любит, либо уйти, как это сделал в конце концов ее отец. Во-вторых, она решила стать актрисой. Хотя могла же выбрать более приличную профессию. С такой мамой перед ней были открыты любые двери. Могла даже начать собственное дело. Так нет! Заалкала девичья душа лицедейства! Романтика театральных подмостков, свет рампы, запах кулис и прочая ерунда поманили ее.
Представляю, как ей сложно. Ей хочется быть для всех хорошей (она старается), чтобы доказать (кому?), что с ней дружат не из-за статуса и мамочки. Ей необходимо играть хорошо, безукоризненно (она очень старается), дабы оправдать тот факт, что многие главные женские «партии в опере» отданы ей.
Мать настояла, чтобы она доучилась в опостылевшем нархозе. Пять лет потеряла актриса. Для кино и театра внешность женщины играет немаловажную роль. Теперь она учится в театральном, но! На факультете телережиссуры! По совету Дуче. Старик понимал, что на актерский ей будет сложно попасть из-за огромной конкуренции, и убедил, что телережиссура - ничем не хуже. Я, мол, сам его закончил - и ничего, все равно занимаюсь театром.