един, и надо чувствовать одинаковую ответственность и за взрывы бомб во Вьетнаме, и

за стоны за стеной своего собственного соседа.

Товарищи! Как нам еще мешает групповщина, сколько сил мы тратим на

изнурительную борьбу друг с другом, вместо того чтобы отдавать все силы для серь-

езной литературной работы.

165

Как бы хотелось, чтобы мы, писатели разных стран и направлений, всегда были

объединены единым поры-ппм, всегда, как вчера, когда мы услышали трагическое

известие о гибели наших трех космонавтов.

Мы потеряли 20 миллионов во время Великой Отечественной войны и, казалось бы,

должны привыкнуть к потерям, но как мы все с вами были потрясены!

Вчера ночью я написал стихи, которые хотел бы вам прочесть.

У Камчатки и у Арбата,

над ангарскою быстриной

скорбный выдох: «Погибли ребята...» —

словно реквием над страной.

Ты накройся туманом Урала, мать-Россия, устав от потерь. Скольких ты на земле

потеряла, скольких в небе теряешь теперь.

Ни один, как бы ни был увенчан, не вернется всвой дом наконец. На три сердца,

больших, человечьих, стало меньше в России сердец.

И какая тяжелая ноша для людей, кому были они просто Витя и просто Гоша,

просто Слава — в недавние дни.

Мой малыш-несмышленыш смеется — он поймет все когда-нибудь сам, и рыдает

по радио Моцарт, как отец по своим сыновьям.

О, Матросовы ракетодромов! Вы оставили нам свой устав: даже в космосе, жилкой

не дрогнув, умирать на рабочих местах.

317

Сколько в небе невзятых дотов! Но пока человечество есть, пламя будущих

звездолетов — это вечный огонь в вашу честь.

Вы бессмертны, как возглас: «Есть пламя!» — и неправда, что связь прервалась.

Между Родиной нашей и вами — двусторонняя вечная связь.

И такая двусторонняя вечная связь, товарищи, бу дет существовать всегда между

нашим народом и на шей литературой!

РЕЧЬ

НА ШЕСТОМ СЪЕЗДЕ ПИСАТЕЛЕЙ СССР

(22 июня 1976 года)

ры. «Трусливая старость» — это звучит не слишком красиво, но как вопиюще

звучат другие два слова, поставленные рядом, корчась и противясь насильственному,

пеестествеинейшему словосочетанию,— «трусливая юность». Иногда тот, кто смел в

юности, потом гериет веру в своп юношеские идеалы, предает их по-юрным

благоразумием и становится в зрелости или в Старости трусом. Но невозможно быть

смелым ни в {релости, ни в старости, если ты не был смел в юности. I охраненная, не

преданная ни словом, ни делом, наша юношеская смелость — это единственная

возможность победы над возрастом и даже над смертью, потому что смелость — это

преодоление смерти духовной и смерти физической.

Когда я говорю о смелости, я подразумеваю вовсе НС смелость людей, обманутых

неграмотными надеждами на ложные идеалы и совершающих порой героические

поступки во имя бутафорских идолов. История потом ставит все на свои места и только

горько усме-1ается, покачивая головой над субъективно честными, по объективно

ошибавшимися людьми, ибо и героизм г" имя ложных идеалов — героизм ложный.

Я говорю о другой смелости — о смелости во имя таких бессмертных идеалов, как

равенство, братство, свобода, уничтожение любых форм, в том числе и ду-ЮВНЫХ,

эксплуатации человека человеком, Я говорю не

166

о смелости показной, эксгибиционистской, а о смелости скромной, которая порой

сама не понимает, что она смелость,— хотя бы о ежедневной смелости наших русских

женщин, которые успевают работать, потом стоять в очередях, воспитывать детей,

обстирывать своих мужей, и все-таки не теряют вечной женственности и доброты,

которая всегда не что иное, как подвиг. Я говорю не о животной смелости ради

спасения собственной шкуры, где дух подменяется силой, действием, лишенным

морали, а о другой, истинной смелости ради наших ближних и ради наших иногда даже

нспредуга-дываемых дальних. Такая смелость ничего общего не имеет с философией

суперменства, которой, к сожалению, заражены некоторые современные молодые люди.