и обид.

Гремящими рефренами,

упруже ветра резкого,

Часов неукоснительней,

прямей чем провода,

К перронам Белорусского, Саратовского, Ржевского

С шумливою нагрузкою подходят поезда.

Встречаются,

соседствуют,

несутся,

разлучаются

Следы переплетенные беснующихся шин, –

Вращаются, вращаются, вращаются, вращаются

Колеса неумолчные бряцающих машин.

Давимы, распираемы

потоками товарными,

Шипеньем оглашаемы

троллейбусной дуги,

Уже Камер-Коллежское, Садовое, Бульварное

Смыкают концентрические плавные круги.

Невидимо притянуты бесплотными магнитами,

Вкруг центра отдаленного, покорно ворожбе

Размеренно вращаются гигантскими орбитами

Тяжелые троллейбусы мелькающего Б.

Встречаются, соседствуют, несутся, разлучаются,

Нагрузку неимоверную на доли разделя,

Вращаются, вращаются, вращаются, вращаются

Колесики,

подшипники,

цилиндры,

шпинделя.

Штамповщики,

вальцовщики,

модельщики,

шлифовщики,

Учетчики, разметчики, курьеры, повара,

Точильщики, лудильщики, раскройщики, формовщики,

Сегодня – именитые,

безвестные вчера.

Четко и остро

Бегает перо

В недрах канцелярий,

контор,

бюро.

Глаза – одинаковы.

Руки – точь-в-точь.

Мысли – как лаковые.

Речь – как замазка…

И дух забывает минувшую ночь –

Сказку,

Могучую правду он с жадностью пьет

В заданиях, бодрых на диво,

Он выгоду чует, и честь, и почет

В сторуком труде коллектива.

Он видит:

у Рогожского,

Центрального,

Тишинского,

И там – у Усачевского –

народные моря:

Там всякий пробирается вглубь чрева исполинского,

В невидимом чудовище монаду растворя.

Витрины разукрашены,

те – бархатны, те – шелковы,

(От голода вчерашнего в Грядущее мосты),

Чтоб женщины с баулами, авоськами, кошелками

Сбегались в говорливые, дрожащие хвосты.

А за универмагами, халупами, колоннами

Пульсирует багровое, неоновое М,

Воздвигнутое магами – людскими миллионами,

Охваченными пафосом невиданных систем.

Там статуи с тяжелыми чертами узурпаторов,

Керамикой и мрамором ласкаются глаза,

Там в ровном рокотании шарнирных эскалаторов

Сливаются несметные шаги и голоса.

Часы несутся в ярости.

Поток все полноводнее,

Волна остервенелая преследует волну…

Поигрывает люстрами сквозняк из преисподней,

Составы громыхающие гонит в глубину.

Горланящие месива

вливаются волокнами

Сквозь двери дребезжащие, юркнувшие в пазы;

Мелькающие кабели вибрируют за окнами,

Светильники проносятся разрядами грозы…

Встречаются, соседствуют, несутся, разлучаются,

С невольными усильями усилья единя,

Вращаются, вращаются, вращаются, вращаются,

Колеса неустанные скрежещущего дня.

И все над-человеческое

выхолостить, вымести

Зубчатою скребницею из личности спеша,

Безвольно опускается в поток необходимости

Борьбой существования плененная душа.

Часть вторая. ВЕЛИКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ

В своем разрастании город неволен:

Им волит тот Гений, что вел в старину

Сквозь бронзовый гул шестисот колоколен

К Последнему Риму – Москву и страну.

Но праздничный гул мирового призванья

Нечаянным отзывом эхо будил

В подземных пустотах и напластованьях,

В глубинном жилье богоборственных сил.

В своем разрастании город не волен:

Так нудит и волит нездешняя мощь,

Клубясь и вздуваясь с невидимых штолен,

Некопаных шахт и нехоженых толщ.

Как будто, пульсируя крепнущим телом,

Тучнеет в кромешном краю божество,