Главная христианская заповедь человеку – любовь, любовь жертвенная, все покрывающая, не зависимая от земной мотивации любви к ближнему. Ближний – это не близкий по роду или по личной склонности, но любой, кто окажется близко, и особенно враг и обидчик. Предполагается, что именно такая любовь может побудить любящих принять все социальные дисгармонии на себя и тем самым как бы отменить их. Н.А. Бердяев отмечает, однако, что в контексте российской культуры христианская любовь, по сути духовная и противоположная связям по плоти и крови, натурализировалась и обратилась именно в любовь к своему человеку.

В социальном контексте европейской и русской культуры отношения близких рассматривались прежде всего как ролевое поведение: жена, муж, родители, дети должны испытывать определенные чувства и проявлять их определенным образом. Иными словами, они имеют конкретные права и конкретные обязанности в интимных отношениях. Плутарх указывал, что как линии и плоскости сами по себе неподвижны, а движутся вместе с телами; так и жене следует своих чувств не иметь, но вместе с мужем и печалиться, и веселиться, и тревожиться, и смеяться [33]. Д. Юм предостерегал об опасностях соединения мужа и жены во всех их интересах и заботах, если этот союз не будет полным и совершенным: иначе малейшая возможность самостоятельного интереса обязательно станет источником бесконечных ссор и подозрений [56].

Жена, не уверенная в прочности своего положения, будет добиваться какой-либо самостоятельной цели или объекта, а эгоизм мужа, обладающего большей властью, может стать еще более опасным. Близка этому высказыванию мысль В.В. Розанова о том, что влюбленность своими силами устоять не может; но если она сможет выжить, то безжалостно свяжет двух мучителей, которые будут брать, не давая, ревновать, подозревать, досадовать, бороться за власть и свободу.

В патриархальном идеале женщина – существо, единственное желание которого в том, чтобы любить мужчину, быть им любимой, восхищаться им, служить ему. Соблюдение этой традиции временами очень неудобно мужчине, в то же время это источник, из которого его самолюбие всегда может почерпнуть поддержку. Для женщины с заниженным самоуважением та же традиция – прибежище покоя, в котором нет усилий и тревог, связанных с развитием способностей и удовлетворением притязаний при наличии конкуренции, – считает К. Хорни [52].

Наблюдая за людьми, я заметил во многих из них необычайную энергию <.>; они как будто носом чуют все те места, где им как раз удастся стать функцией, и они поспешно устремляются туда. К числу таких людей принадлежат те женщины, которые превращаются в ту или иную функцию своего мужа, причем, как правило, в ту, которая в нем самом развита менее всего, и в соответствии с этим они становятся его кошельком, его политикой или его обходительностью.

Такие существа сохраняются лучше всего в тех случаях, когда они пристраиваются к какому-нибудь чужому организму; если же им это не удается, они становятся сердитыми, раздражительными и пожирают самих себя.

Межличностные отношения в семьях на основе мотива обязанности основывались на традиционной функциональной взаимозависимости: обязанность мужа – зарабатывать деньги, жены – вести хозяйство и дом. Социалистическая идеология рассматривала любовь исключительно в связи с выполнением социального долга – плодотворной общественной деятельностью. Только такая любовь могла открыть любящим «глубочайшие интимные источники интенсивного и длительного удовольствия, заполняющего повседневность», благодаря чему личная жизнь любящих становилась бы «озаренной красотой, полной радостными чувствами» и «внутренним блаженством» [11].

Постепенно развитие цивилизации и эмансипации женщин приводит к отмене домостроевской модели: как следствие, самостоятельная трудовая и общественная жизнь женщины, самообеспечение ею своего существования приводят к росту числа гражданских браков, семей без отцов. В России обостряется и социально-этическая проблема «забытых» взрослыми детьми или «сданных в камеру хранения» (учреждения социального обеспечения) пожилых и престарелых родителей. Наконец, постоянно увеличивается процент так называемых бытовых преступлений, совершенных в семье. Эти уже утвердившиеся тенденции межличностных отношений актуализируют вопрос не столько о сохранении и укреплении семейных отношений, сколько об изменении самого внутриличностного феномена привязанности.

Привязанность в житейском сознании и лексиконе чаще всего обозначается как любовь, но насколько эти чувства близки по психологическому содержанию? Человек говорит «люблю» по самым разным поводам и по отношению к самым разным объектам: людям, животным, пище, видам деятельности, погоде и т. д. Очевидно, что здесь употребляется широкий контекст понятия, включающий ощущения «нравится» и «приятно».

В словаре Ожегова отражена эта многозначность – любить означает следующее: 1) испытывать любовь к кому-нибудь, чему-нибудь; 2) иметь склонность, пристрастие к чему-нибудь; 3) быть довольным чем-то; 4) нуждаться в каких-то условиях.

В литературе по психологии привязанность определяется как тесная эмоциональная связь между двумя людьми, которая характеризуется взаимным участием и желанием поддерживать близкие отношения; как близкие, теплые, основанные на любви отношения между человеческими существами – родителями и детьми, братьями и сестрами, супругами, друзьями и т. д.

Примечательно, что в процессуальной составляющей любви самоотверженность и сердечность, входящие в ее определение, уже не отражаются, т. е. «любовь» – это одно, а вот «любить» – уже нечто иное. В межличностных отношениях «люблю» также неоднозначно: «люблю как друга, люблю по-своему, люблю в глубине души (!)» и т. п. Мы видим, что здесь субъект при всей его расположенности к объекту все же ограничивает территорию отношений любви. И это не случайно, а благодаря ощущению, может быть неосознаваемому, что любовь – это все-таки нечто, требующее больших эмоциональных вкладов, самопожертвования, альтруизма.