Еще в XI веке Ибн Хазм выделял иные виды любви, возникающие по конкретным причинам и поводам – благодарность, жажда богатства, тяга к наслаждениям и т. п. – и проходящие вместе с ослаблением или исчезновением породивших их причин [25]. А. Маслоу разделяет любовь дефицитарную и бытийную: потому что нужен и «просто так» (формулировка «потому что он хороший» может скрывать и то и другое) [24]. В первой половине ХХ века возникает мнение, что «любовь перестала иметь индивидуальное воплощение» и существовавшая многие века персонификация выбора утратила прежнюю силу. Вместо любви, связанной с индивидуальными объектами, появляется любовь преимущественно как общее чувство только для себя, находящее временное и одновременное применение ко многим объектам [11]. Традиция поисков незаменимого избранника сердца утрачивает значение, и любовь трансформируется в собирательное проявление чувств к самым разным объектам. Глубокое интимное внимание к определенной личности, восприятие ее в качестве единственного объекта чувств перестает быть обязательным. Главными причинами исчезновения «индивидуальной любви» называют в то время: 1) демократизацию социальной жизни и уравнивание личностей; 2) большую интимность, близость мужчин и женщин; 3) возросшую культуру человека, в конечном итоге лишающую избранника «волшебного ореола».

Социализм, признавая, что любовь выходит на авансцену семейных отношений, был «кровно заинтересован в том, чтобы семья была здоровой ячейкой физического и нравственного воспитания детей и самовоспитания супругов в духе трудовой морали, правдивости, любви, преданности Родине, в духе интернационализма» [10]. При этом интересы детей постулировались как решающие в сохранении семьи – даже ценой подавления личных стремлений и чувств супругов. Предполагалось, что терпимость, сглаживание острых углов взаимоотношений могут заменить любовь привязанностью, уважением, взаимопомощью в трудных обстоятельствах. «Исполнение главного жизненного долга, счастье тяжкого и всеохватывающего творческого труда <…> – главная замена любви, особенно присущая эпохе социализма» [Там же].

Удивительно, но социалистическая доктрина близка христианской Марка Аврелия: «Какие уж выпали обстоятельства, к тем и прилаживайся, и какие пришлись люди, тех люби, да искренне!» [1].

Главная причина семейных несчастий та, что люди воспитаны в мысли, что брак дает счастье… То же, что должно выкупать: забота, удовлетворение, помощь, все это принимается как должное; все же недостатки, как не должное, и от них страдают тем больше, чем больше ожидалось счастье от брака.

Сказанное выше деромантизирует привязанность и показывает ее вторичность в отношении любви: ну что ж, что нет любви или она прошла – на худой конец есть привязанность. И эта трансформация отношения к любви подтверждается данными социологических опросов. В середине 60-х годов XX века у молодежи, не состоявшей в браке, его главными ценностями были физическая близость и общность духовных интересов; состоявшие в браке на первое место ставили: детей и заботу о них, общее хозяйство, взаимную заботу, супружеский долг. Опросы 1992–1996 годов показали, что приоритетными качествами брачных партнеров оказываются (по нисходящей) для мужчин хороший характер, внешняя привлекательность, высокий социальный статус, нравственные качества женщины; для женщин – высокий социальный статус, хороший характер, внешняя привлекательность, нравственные качества мужчины [31].Таким образом, если полвека назад ценности супружества удалялись от любви и духовно – нравственных ориентиров по мере начала семейной жизни, сегодняшнее поколение прагматично относится к будущему супругу как к потенциально заменимому уже до брака.

Не так уж и давно (а у многих россиян до сих пор) сознание ориентировалось на традиционные нормы как основной социальный регулятор отношений между людьми, а доминирующими являлись некритические установки готовности следовать этим нормам в собственном поведении. В современном обществе разрешение тех или иных ситуаций требует внутреннего, рационально обоснованного выбора человека. Сдвиг к индивидуализму определяет приоритетность для человека индивидуальных интересов и целей, и если связь с другими социальными субъектами, в том числе с близкими людьми, их реализации препятствует, то эта связь интерпретируется как насилие или принуждение. Естественно, что отношения привязанности могут возникать здесь исключительно в патологической форме как садомазохистские или отношения между заложником и террористом.

Более распространенными сегодня становятся отношения обмена обмена и сделки, связанные с выбором более предпочтительного для себя варианта и реализацией индивидуальных целей и интересов: так женщина организует временную интимную связь с единственной целью родить ребенка для себя. Эти отношения как средство бегства от одиночества, решения материальных или социальных проблем и т. п. носят для человека внешний, отчужденный, инструментальный характер, но не исключают возникновения привязанности, так как обретают внутренний смысл условия удовлетворения значимых для человека потребностей. Идентификация со значимым человеком удовлетворяет и потребность в солидарности (в том числе корпоративной – «против кого или чего дружим») и эмоциональном контакте, дает ощущение собственной значимости.

Питеру неприятны какие-то поступки Пола. Следовательно, если Пол делает это, то тем самым огорчает Питера. Если по этой причине Питер чувствует себя несчастным, это означает, что Пол нетактичен, бессердечен, эгоистичен, неблагодарен. Или: если Питер готов пожертвовать чем-то ради Пола, то и Пол должен быть готов жертвовать ради Питера, иначе он окажется эгоистичным, неблагодарным, бессердечным, жестоким и т. д.

При таких обстоятельствах суть «жертвы» состоит в том, что Питер должен чем-то поступиться ради Пола. Это тактика навязанного долга. Она основана исключительно на том, что каждый человек инвестирует в другого человека.

Согласно О. Кернбергу, в любовных отношениях с конкретным объектом бессознательная активация прошлого опыта и сознательные ожидания будущей жизни пары сочетаются с формированием совместного Я-идеала [18]. Зрелая любовь подразумевает определенные соглашения, обязательства в сферах сексуальности, эмоций и ценностей.

Современные любовные отношения, как считают философы, социологи, психологи, институализируются, следуя законам рынка, в «нормальной» социальной модели патологии любви, или псевдолюбви, выступающей либо как взаимное сексуальное удовлетворение, либо «слаженная работа» и убежище от одиночества [50].

Переход от «влюбленности» к иллюзии любви-«обладания» можно часто со всеми конкретными подробностями наблюдать на примере мужчин и женщин, «влюбившихся друг в друга».<.> После женитьбы ситуация зачастую коренным образом меняется. <.> Как правило, каждый из них пытается отыскать причину подобной перемены в своем партнере и чувствует себя обманутым. И ни один из них не видит, что теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга; что ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к тому, что они перестали любить. Теперь вместо того, чтобы любить друг друга, они довольствуются совместным владением тем, что имеют: деньгами, общественным положением, домом, детьми. Таким образом, в некоторых случаях брак, основывавшийся сначала на любви, превращается в мирное совместное владение собственностью, некую корпорацию, в которой эгоизм одного соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое: «семью».